— Я думал, меня сегодня на тренировку Стас отвезет.

— Нет, милый, ты пропустишь сегодняшнюю тренировку, мы поедем в другое место…

Точнее, в другую жизнь.

— Куда?! — полюбопытствовал сын.

— Давай сядем в машину, я хочу с тобой поговорить.

Предупредительный племянник Довженко распахнул услужливо автомобильную дверь. Сели с Митькой на заднее сиденье Mercedes-Benz GL-класса, тоже подарок мужа, который я не стану забирать.

— Стас?

Он меня понял с полуслова.

— Если что, я рядом.

Автомобильная дверь захлопнулась, отделяя меня и сына от остального мира.

— Митя, я хочу поговорить с тобой о серьезных вещах.

Сынок невольно насупился.

— Да, мам, я слушаю. Но ты не верь Ларисе Алексеевне, я с Грачевым первым не начинал драку. Он просто опять Дашку обижал. Я пробовал сначала с ним поговорить, правда, предупредил, только он слов не понимает.

О, боже мой! У ребенка тоже свои любовные трагедии, постоянно за эту девочку воюет… Надо будет еще раз связаться с мамой Грачева, обсудить ситуацию.

— Этот разговор по другому поводу, милый.

Темные глаза сына пытливо с любопытством смотрели на меня. Чувство такое, будто стою на краю высоченной горы без всякой защиты, голова кружится от страха. Я ведь такая трусиха… Не зная, как начать разговор, принялась ломать пальцы.

— Мама, что-то случилось?!

— Митя, ты ведь большой мальчик и знаешь — люди иногда расстаются.

— Вы с папой все-таки разводитесь?! — захлопал своими большими глазенками сын.

Настало время прыгнуть с высокой горы в новую жизнь. Глядишь, не разобьюсь.

— Да, я хочу уйти от твоего папы… и подать на развод.

— Это из-за тех голых теть, с которыми папа плавал в нашем бассейне, когда ты была в санатории?

Скотина! А ведь Сережа обещал не приводить домой шлюх… Скотина! Как он мог допустить, чтобы эту пошлость увидел ребенок?! Бедный Митька, наверное, очень переживал, но, боясь расстроить маму, не сказал ни слова.

— И поэтому тоже милый. Я разлюбила твоего папу, так бывает… Да и папа тоже меня не любит.

— Нет, мама, любит. Папа сказал, что эти тети всего лишь маленькие мужские шалости, а любит он только тебя… — доверчиво откровенничал Митька.

Господи, мне надо разводиться с Сергеем хотя бы ради сына! Иначе он воспитает из него такого же морального урода, каким является сам.

— Значит, мне недостаточно той любви, которую дает твой папа… Я хочу по-другому, милый, без чужих голых теть в нашей жизни.

— Как в сказке?

Растянула губы в грустной улыбке.

— Нет, сыночек. Как в нормальных семьях, когда люди друг друга ценят, уважают и не доставляют любимым людям боль.

Растерянный Митька сосредоточенно хмурил брови.

— Этого я и боялся, — совсем как взрослый, произнес сын. — Значит, все-таки разводитесь?

— Я не могу так больше жить, милый! Понимаешь, в нашем доме я все время чувствую себя так, словно у меня рана на теле. Будто мне что-то мешает дышать свободно.

— Папа будет злиться…

Митька тоже знаком со взрывоопасным, не терпящим возражений характером мужа. Злиться — это мягко сказано. Горяинову, с его непомерным самомнением, будет трудно принять, что его водили за нос, словно доверчивого простака. Он ведь мнит себя умным, расчетливым, считает, что у него все схвачено и до мелочей продумано. В этом они с Довженко похожи, только последний не бахвалится, как Сергей, просто ставит перед фактом. С одной стороны, мстительница во мне ликовала, ей давно хотелось возмездия, хорошенько обломать мужнино разжиревшее эго. Но более разумная часть меня боялась неконтролируемой агрессии, которая обязательно последует с его стороны. Возможно, более безопасно было просто уйти, а не уйти к кому-то, и уж тем более не к начальнику службы безопасности его собственной фирмы. Но предлагать такой вариант Валере даже не стала. Он не из тех людей, кто прячется за спинами других, у него тоже эго, ему важно пометить свою территорию.

— Будет злиться, будет рвать и метать, но я надеюсь, со временем успокоится, и мы сможем общаться вполне цивилизованно.

— А мне что делать, мам?! — плакал Митька, — он ведь мой папа…

Сердце разрывалось от таких прямых бесхитростных вопросов.

— Я надеюсь, ты останешься со мной… А с папой будешь встречаться, когда тебе захочется, когда у него будет время. Я надеюсь, ради тебя мы сможем с папой развестись тихо и мирно, и потом поддерживать нормальные отношения.

Очень слабая, очень призрачная надежда.

— А папа не посчитает меня предателем?!

В темных глазах моего сыночка стояли слезы, потянула его к себе, пытаясь своей нежностью смягчить детскую боль и растерянность.

— Я-я не знаю…. Но ты его не предаешь, это я ухожу от папы, что совершенно разные вещи. Надеюсь, Сережа это поймет.

— Мама, — всхлипывал сын, уткнувшись мне в грудь. — Я, конечно, с тобой поеду. Но я так не хочу, чтобы вы разводились…

Детские плечи подрагивали, вызывая землетрясение чувств в моем теле. У меня тоже уже давно по щекам ручьями текли слезы.

— Прости меня, сыночек, я больше не могу, мне хочется побыть немного счастливой… А дома, дома я задыхаюсь.

Мой любимый родной сынок, он действительно немного мамсик. Если Сергей разлучит нас с ним, нанесет ему очень глубокую душевную травму.

***

Через три часа раздался звонок от моей нехорошей… Я как раз шел к автомобилю, чтобы ехать на встречу с ее мужем. Хорошей, самой лучшей, за которую черти всех порвут, весь мир перевернут вверх тормашками! Вон они как ревут, бесятся в груди, желая показать всем — генеральская дочка моя, только моя! Мое сокровище!

— Валера… — послышался в трубке мобильного телефона взволнованный женский голос.

Она всегда произносила мое имя мелодично, чуть нараспев, одновременно до дрожи по хребту сексуально и до теплоты в сердце мило. Хотелось просить ее постоянно «валеркать».

— Мы с Митей приехали к тебе на квартиру… Только прошу тебя, не заставляй меня раскаиваться в своем поступке.

— Никогда, — произнес твердо и уверенно. — Обещаю, я сделаю все возможное, чтобы ты была счастлива, и с Митькой твоим постараюсь наладить хорошие взаимоотношения. Ты ему рассказала о нас?

— Нет, не рассказала. Для него и так много новостей. Просто упомянула, что нам поможет один дядя.

— Понимаю… Как он воспринял перемены?

— В целом, для восьмилетнего мальчика, довольно мудро.

— Ну вот и хорошо. С Андреем, помнится, было намного сложнее, он не хотел принимать моего ухода, очень обижался на меня, а поведать об истинных причинах нашего развода с женой совесть не позволяла. Нельзя принижать мать в глазах собственного ребенка.