Дома я поспешно проглотил ужин и вошел в свою комнату. Это была маленькая, узкая комнатка окном во двор. Здесь находились походная кровать, стол, стул, умывальник и книжная полка. Если подойти вплотную к окну, то можно было видеть маленький клочок неба.

Над моей кроватью висела картина с изображением Васко да Гама. Из всех морских героев прошлого я любил его больше всего. Снова и снова перечитывал я историю его жизни. Как он, будучи всего 27 лет от роду, отправился в плавание с тремя кораблями, едва ли большими, чем рыбачьи лодки. Как, испытывая неслыханные лишения, он под парусами обогнул Африку, как завоевал Индию, как вернулся домой, приветствуемый королем и ликующим народом.

Если бы я мог вырваться наружу и вести такую же жизнь!

Но у моей матери не было никаких денег – и об этом не могло быть и речи. И сам я имел всего девяносто одну шведскую крону, которые заработал обслуживанием иностранцев на ярмарке.

А может быть, этой суммы и достаточно для обучения в морской школе? А если нет, то я готов стать матросом и без школы. С этими мыслями я и заснул.

На следующее утро по дороге в школу за мной зашел Хайнц Френкель. Он ждал меня внизу, у входа в дом.

– Итак, я поговорил со своим стариком, – сообщил он после того, как мы поздоровались. – Он был поразительно благоразумен для своего возраста. – Он настаивает только на том, чтобы я сначала сдал экзамен на аттестат зрелости. И тогда он не станет мне препятствовать стать моряком.

– Так-так, – ответил я.

– А ты? – спросил Хайнц. – Что тебе ответила твоя старая дама?

– Ничего. Я ведь еще не говорил с ней об этом.

Он рассмеялся и похлопал меня по плечу:

– Ну-ну, старый дружище, тогда натирай здесь свои седалищные мозоли и дальше .

Во второй половине того же дня я отправился на биржу труда к консультанту по профессиям. Я хотел разузнать о подготовке и дальнейшей перспективе судовых юнг.

Консультант выглядел далеко не как португальский король. Бледный, с оттенком желтизны, мужчина осмотрел меня неодобрительно через очки с толстыми стеклами и сказал раздраженно:

– И ты хочешь в морской флот? Такой клоп? А что скажут на это твои родители?

– Моя мать согласна, – солгал я.

– Да ну? – произнес он недоверчиво. – Тогда следующий раз приходи вместе с ней.

И он снова склонился над своими документами, как если бы я уже совсем не существовал для него.

Я собрался с духом и сказал ему, что сначала хотел бы осведомиться. об обучении. и сколько все это будет стоить.

Он взглянул на меня неприязненно, взял брошюру с полки позади себя и бросил ее передо мной на стол, не удостоив меня больше ни одним словом.

Прихватив брошюру, я поблагодарил его и вышел.

Снаружи я поспешно перелистал всю брошюру. Это был проспект Немецкой морской школы в Финкенвердере. Не останавливаясь на картинках, я пробегал глазами текст, не вчитываясь в содержание, и лишь потом отыскал сведения о том, как долго длится обучение и что оно стоит.

Там стояло: «три месяца учебы». А затем указывалась такая сумма в бумажных марках, которая вызвала у меня головокружение.

«Без последующих обязательств» – стояло ниже.

Я вышел из старого серого здания биржи на улицу. В выпуске «Лейпцигских последних известий» нашел сообщение о курсах валют и начинал рассчитывать.

Похоже, что в пересчете моих крон в бумажные марки этой суммы должно было хватить…

Решено! И я бегом отправился домой.

Моя мать сидела перед своим мольбертом и делала рисунок для будущей картины. Это был вид леса с несколькими косулями. В последнее время она часто обращалась к этому сюжету.

– Ты только подумай, – упредила она меня. – Зубной врач согласился в качестве уплаты взять у меня картину. Он находит мои картины превосходными, и, кроме того, он нашел мне еще двух новых клиентов. – Ее щеки пылали. – «Я считаю, что каждая картина стоит не менее тридцати золотых марок», – сказал он. При хорошем настрое я могла бы писать по две-три картины в неделю. Это от двухсот сорока до трехсот марок в месяц, юноша. Знаешь что, похоже, наши мучения с кружевами теперь прекратятся.

Я внимательно посмотрел на нее. Да, она снова была в воздушном шаре своих мечтаний.

Я сделал глубокий вдох.

– Все это прекрасно, мама. Но не стало бы тебе легче, если бы у нас уменьшилось число голодных ртов?

Она опустила палитру:

– О чем ты говоришь, Гюнтер?

– Я подумал, что и для меня настало время подумать о заработке.

– И что ты намерен делать?

– Я хочу стать моряком.

Она встала.

– Вот посмотри, – сказал я поспешно. – Я достал уже проспект морской школы в Финкенвердере. Плата за обучение невелика. Я мог бы даже оплатить учебу только моими шведскими кронами. И, кроме того .

Она прервала меня:

– Тебя на самом деле тянет к морю?

– Да, – ответил я, – на самом деле, всем сердцем. Ты же знаешь об этом.

Она молча опустила голову. Затем тихим, с дрожью голосом произнесла:

– Ну, если это на самом деле так, тогда я не могу стоять на твоем пути.

Школа моряка в Финкенвердере располагалась в большом доме из красного кирпича на берегу реки.

Из окон большого зала днем мы могли видеть проходящие мимо суда, которые направлялись к морю или возвращались обратно, а с наступлением темноты – их огни, скользящие вдоль реки. В спальне, откуда реку не было видно, слышны были гудки пароходов. Все это будоражило воображение, и мы испытывали страстное желание поскорее вырваться на морской простор.

Мы – это группа из тридцати-сорока юношей, вечно голодных как волки, однако всегда веселых и полных ожиданий и надежд.

Порядки школы были весьма строгими. Например, тот, кого заставали за курением, должен был съесть свой окурок.

Но нас все это нисколько не смущало. Мы брали от этой жизни все, что только могли получить, даже если это был обед самого директора.

Секрет уловки, как стянуть обед директора, капитана Олкерса, передавался из одного поколения учеников в другое. В момент, когда в подъемнике поднос с обедом проходил мимо нашей столовой, нужно было молниеносно заменить полные миски на пустую посуду. Тот, кто был неловок, мог оказаться в очень неприятном положении. Но все повторялось снова и снова, и сострадательные души полагали, что капитан Олкерс потому и остается таким маленьким и сухим, что ему так часто в мисках достается только воздух.

А между тем мы изучали сплесени[69 Сросток, соединение двух тросов одинаковой толщины. ] и морские узлы, сигнальную книгу и правила мореплавания. Обучение шло быстро, так как подготовка длилась всего три месяца. Поэтому среди моряков наша школа называлась «фабрикой матросов из Финкенвердера».