– Давай, – сказал Рэйв Линку.

– Пять? Или больше?

– Пока пять. Но увеличим время.

Линк снова привел прибор в действие. На этот раз Мустафа трясся и кричал намного дольше. Но и снова на вопрос Рэйва ответил, что не имеет никакого отношения ни к Смиту, ни к ракетам.

Такая твердость была похвальна. Но непродуктивна. Запас прочности Мустафы был еще далеко не исчерпан, а его палачи не собирались отпускать его после прохождения по первому уровню боли.

– Десять, – потребовал Рэйв.

После разряда в десять единиц изо рта Мустафы пошла пена. Она стекала на грудь, на белую сорочку, и хлопьями падала на колени. Пленник захлебывался, из глаз его лились потоки слез. Боль была такой сильной, что он даже кричать не мог, только тоненько пищал на одной долгой, нескончаемой ноте.

Роман бросил взгляд на Линду. Она была так бледна, что превосходила белизной неоновые лампы. Глаза ее смотрели мимо столпившихся мужчин, руки твердо лежали на столе. Казалось, она равнодушна к страданиям пленника. Но Роман, который успел ее немного изучить, видел, что она едва с собой справляется. Ему захотелось подойти к ней и увести прочь. Но он знал, как она упряма, особенно если речь шла о работе. Тут она скорее потеряет сознание, но по своей воле не уйдет.

– Повторите вопрос, Роман, – резко приказал Рэйв.

Роман увидел, что Мустафа хоть и слабо, но все-таки дышит. И смотрит своему мучителю прямо в глаза. Смотрит тяжело, с ненавистью. Он уже понял, что эти люди будут пытать его до конца, до той точки, за которой либо смерть, либо безумие. И, что самое худшее, он был готов и к тому, и к другому.

Роман решил, что хватит ему исполнять роль статиста. В конце концов, эти господа заполучили Мустафу при его прямой помощи. А потому он тоже имеет право на участие в дознании.

– Послушай, Мустафа, – сказал он, – мы знаем про то, что ты был посредником между Смитом и генералом Фахимом. Отрицать это бессмысленно. Ты только примешь лишние страдания. Скажи, куда и кому ты переправил ракеты, и тебя оставят в покое. Обещаю тебе.

Мустафа посмотрел на него немигающим взглядом. Что-то промелькнуло у него в глазах, какое-то едва уловимое сомнение.

Решив, что он нащупал дорожку к сердцу Мустафы, Роман продолжил:

– Мы все равно это узнаем. Днем раньше, днем позже – это не так важно. Но ты погибнешь. Зачем тебе погибать? У тебя хорошая жизнь, ты богатый и уважаемый человек. Я обещаю, что никто не узнает о том, что ты помог нам. Тебя доставят домой, и все. Твои мучения будут закончены. Разве тебе не хочется вернуться домой здоровым и невредимым?

Мустафа тяжело дышал, но слушал внимательно.

Рэйв, который поначалу несколько нервно отнесся к самостийному вступлению Романа – теперь уже он, не зная языка, оказывался в роли статиста, – сделал знак Линку, что все идет нормально. Реакция пленника существенно изменилась, и это давало надежду на то, что он, наконец, начнет отвечать на вопросы.

– Ну что, Мустафа? – спросил Роман. – Ты готов к разговору?

Мустафа наклонил голову.

Роман слегка мигнул Рэйву, дескать, сейчас все устроится.

– Скажи, кто выпустил ракету сегодня? – задал Роман вопрос, который занимал его чрезвычайно. – Смит?

– Не знаю, – прохрипел Мустафа.

– Хорошо. Скажи, где вторая ракета?

– Не знаю.

Роман понял, что рано он бил в литавры. Мустафа, похоже, лишь тянул время, собираясь с силами.

– Что он говорит? – спросил Рэйв.

– Сейчас…

– Мустафа, – стараясь не терять терпения, сказал Роман. – Мы ведь договорились. Если ты будешь все время говорить «я не знаю», я не смогу тебе помочь.

– Мне не нужна твоя проклятая помощь, – сказал, гордо усмехнувшись, Мустафа. – Ты – шакал, и все вы шакалы, и скоро сдохнете, чтоб душу твою забрал шайтан.

Он плюнул себе на бороду, бормоча ругательства.

– Похоже, – констатировал Рэйв, глядя на плюющееся лицо Мустафы, – консенсуса не произошло. Вам не надоело его уговаривать, Роман?

Роман лишь безнадежно махнул рукой.

– Линк, – сказал Рэйв, – давай-ка пятнадцать единиц.

Через несколько секунд модуль взорвался ужасающим по силе и продолжительности криком.

Линда не выдержала. Вскочив со стула, она низко опустила голову и выбежала за дверь.

Похоже, подумал Роман, этот крик вызвал у нее не самые светлые ассоциации. К тому же Мустафа исходил пеной, его трясло, как в припадке эпилепсии, черты лица исказились, как у безумца.

Да он и был безумцем, потому что от той боли, что он испытывал, человеческий мозг утрачивал способность мыслить даже примитивными категориями. Вопящий кусок мяса.

– Зря она вообще здесь сидела, – отреагировал на бегство Линды Рэйв. – Не женское это дело.

Он взял за волосы повисшую голову Мустафа, поднял к свету, пытаясь уловить движение зрачков.

– Нашатырь, – сказал он Линку.

Тот сунул пузырек с нашатырем под нос Мустафы, поводил, пока тот не начал дергать головой.

– Ничего, – констатировал Рэйв. – Он еще как огурчик. Надо же, а по виду не сказал бы.

– Сопротивляемость хорошая, – сказал Линк. – Помнишь, как у того китайца?

– Помню, – недовольно отозвался Рэйв. – Ладно, поехали дальше.

Через двадцать минут Мустафа начал давать показания. Он проявил немыслимую выдержку, поразив видавших виды дознавателей. Но человеческая плоть, даже самая стойкая, имеет свои уязвимые места. Наверное, если бы его жгли и рвали в клочья, он бы выдержал все, и рта не раскрыл. Но прямое воздействие электрического разряда на головной мозг все-таки сломило его сопротивление.

Отвечал Мустафа медленно, выдавливая по слову из своей надорванной гортани. И Роман терпеливо переводил слово за словом, иногда по целой минуте ожидая, когда пленник сможет продолжать.

Выяснилось следующее.

Две недели назад Мустафа действительно забрал у генерала Фахима два продолговатых ящика. На вопрос, что было в ящиках, он сказал, что в ящики не заглядывал. Его дело – взять и передать.

Первый ящик он передал некоему Кариму Акбари, жителю Кабула, владельцу сети ларьков. Вместе с Каримом был юноша по имени Эсмаил. Не афганец. Скорее всего перс. Красивый, как девушка. Более по первому ящику Мустафа ничего сказать не мог.

Второй ящик он отправил в Иран, в город Бушир. Ящик повезли в грузовой машине, спрятав его в тайнике. В Бушире люди Мустафы передали ящик на борт корабля под названием «Пулад». После чего вернулись в Кабул.

Мустафу оставили в покое, когда он подвел глаза под лоб и повис на стуле. Решено было допрос прекратить. Мустафа сказал достаточно для того, чтобы продолжить поиск, а продолжение пытки могло убить его.