– Напрасно. Я бы никогда не позволил себе ничего лишнего. Тем более по отношению к Виктории.

– Царствие ей Небесное! – произнес я, не торопясь опорожнить свою рюмку и тут же добавил: – По общепринятым правилам французский коньяк пьют небольшими глоточками, но у меня ограничение во времени, да и повод не располагает к длительному застолью. Ты, конечно, можешь не торопиться…

– Да я лучше вместе с вами…

Данила одним глотком допил коньяк. Я последовал его примеру. Наполнив вновь обе рюмки, я скептически посмотрел на него и пояснил:

– Меня раздражает, когда вижу на столе пустую посуду!

– У вас случайно нет плитки шоколада? – спросил он, изрядно поморщившись.

Я мог ликовать. Его зацепило, и теперь мне не составит особого труда довести его до нужной кондиции.

– Сейчас принесу, – дружелюбным голосом произнес я. – Плитка шоколада уже ничего не изменит…

В его глазах отразился немой вопрос, на который он так и не получил исчерпывающий ответ.

Я чувствовал, каким приятным теплом растекался «Курвуазье» по моему организму. Данила должен был испытать точно такое же ощущение.

– Куда же мог положить эти бумаги? – пробормотал я достаточно громким голосом, чтобы он мог меня услышать. – Кажется, они у меня в секретере…

Я преднамеренно остановил взгляд на коньяке.

– Еще по одной и займемся делами, – сказал я, демонстративно посмотрев на часы. – Через пятьдесят минут подойдет мой лимузин… Степаныч еще наверняка в офисе. Людмила Геннадьевна передаст ему документацию, которая понадобится мне в Калифорнии.

– Она работает без выходных? – поинтересовался Луговой.

Его любопытство начало меня раздражать. Это становилось похожим на допрос.

– Выпишу ей премиальные, – отмахнулся я.

– Вы расточительный человек!

В его голосе прозвучали нехорошие нотки. Отдавало откровенным ехидством, но я не стал заострять на этом внимание.

– За упокой души моей любимой супруги! – громогластно произнес я и тут же добавил: – Она всегда восхищалась тобой, Данила! Как бы мне не было обидно, но ты был для нее настоящим кумиром, настоящим другом! Царствие ей Небесное!

К моему восторгу, он перестал выступать против выпивки. Первая рюмка хорошего крепкого коньяку его действительно зацепила. Я почему-то был уверен, что после второй он уже точно не сможет остановиться. Люди подобного сорта были азартными игроками. Если садились за стол, то не поднимались до победного конца или же пока не потерпят поражение. А уж если прикладывались к спиртному, то до тех пор, пока были в состоянии держать рюмку. Мы вновь помянули Викторию и выпили за упокой ее души. Панибратство, которое я допускал в общении с Данилой, окончательно сбило его с толку. Он расслабился и постепенно перестал себя контролировать. Я так ловко отвлекал его внимание, что он даже не замечал мои пропущенные рюмки. Однако одной бутылки «Курвуазье» оказалось недостаточно, чтобы завалить этого вологодского парня. Мне пришлось влить в него вторую бутылку. Когда Данила изрядно запьянел, я принес документы на машину и несколько банок охлажденного пива.

Данила посмотрел на часы.

– Уже начало первого, – сказал он. – Степаныч где-то задерживается. Вы опоздаете на самолет.

– У меня еще уйма времени.

– Но вы собирались в полдень…

– Вероятно, я что-то перепутал? Машина подойдет к 14.00. Вылет гораздо позже. Видимо, вечная спешка сбила меня с толку…

Он пожал плечами. Открыв банку пива, Данила опустошил ее одним махом.

– Вот ключи от гаража, – сказал я, подавая ему вместе с ключами папку с документами. – Спасибо тебе, Данила…

– За что?

– Ты поддержал меня в трудную минуту. Мы помянули Викторию. На душе немного полегчало…

Он как-то странно посмотрел на меня, но ничего не сказал в ответ. Впрочем, его мысли меня не интересовали. Я преследовал меркантильную цель. Мне уже казалось, что я медленно, но уверенно продвигаюсь к финишу. Лавровый венок и кубок победителя уже маячили у меня перед глазами.

– Разумеется, сегодня тебе нельзя садиться за руль, – подметил я. – Сейчас ты досконально проверишь машину. Вечер проведешь в компании со Степанычем. Я оставлю вам выпивку. До утра вы найдете общую тему для разговора.

Я помог ему подняться с кресла.

– Идем, Данила, мне пора ехать в аэропорт.

– Я сам! – воспротивился он.

Луговой оттолкнул меня в сторону и, слегка пошатнувшись, чуть не опрокинул передвижной столик. Я вовремя поддержал его под руку. Этот бугай был неимоверно тяжел. Он изрядно опьянел и с трудом передвигал ноги.

– Идем, Данила! Тебе еще нужно осмотреть автомобиль Виктории. Она была тобой очарована. Ты настоящий мужчина. Ну, давай топай ножками! Вот так… Молодчина…

Мне пришлось капитально попотеть, прежде чем я довел его до гаража. Данила долго возился с замками. Я мог открыть их за пару секунд, но на ключах должны были остаться его отпечатки.

– Не спеши, Данила, у тебя все получится, – успокаивал я. – Мне бы стоило тебе помочь, но у меня все равно ничего не выйдет. В таком состоянии я не попаду в замочную скважину. А ты молодчина! Вот, правильно… Теперь открывай ворота… Вот выключатель. Да нет, Данила, это ведро для мусора. Выключатель на стене…

При ярком электрическом свете автомобиль Виктории сиял в гараже, как бриллиант в куче навоза.

– Ты пока запусти двигатель. Его необходимо прогреть, – посоветовал я.

– Меня что-то штормит. Сегодня плохо спал. Я всю ночь думал о Викулиньке… – сознался он.

– Это неудивительно. Ведь у вас были общие интересы…

– Я обучал ее вождению…

– Да, Данила, – вспылил я. – Вы въезжали и выезжали из мнимого ангара. Ты обучал ее вождению задним ходом…

– Меня правда сильно штормит. Я не сяду за руль в таком состоянии.

– Разумеется, Данила! – скрежеща зубами, сказал я. – Тебе нельзя выезжать на улицу, но прогреть двигатель, не трогаясь с места, ты ведь можешь? Да что с тобой? Вспомни! Ты же вологодский мужик…

Он кивнул головой.

– Мне нужны ключи от машины, – сказал Данила, решительно направившись к автомобилю.

– Дверца открыта. Ключи в замке зажигания. Только, ради всего святого, не трогайся с места!

Он неуклюже пробрался в салон автомобиля. С трудом уместившись в кресле, которое было отрегулировано под миниатюрную фигурку Виктории, Данила наконец-то запустил двигатель. Мне даже показалось, что он мгновенно протрезвел. Во всяком случае, автомобиль Виктории и возможные воспоминания о ней подействовали на него лучше ватки, смоченной нашатырным спиртом. Это обстоятельство меня слегка огорчило. Я не думал, что пара бутылок коньяку, почти полностью исчезнувших в его утробе, пропадут даром. Впрочем, мои опасения были напрасны. Глаза Данилы постепенно слипались. Несмотря на браваду, его уже начало клонить ко сну. С каждой минутой его речь становилась более бессвязной.