Он говорил, проникновенно глядя в глаза Галины. И та лишь кивала.

— Тогда мы еще нескоро сможем быть вместе…

— И что мне делать?

— Скажи… Скажи, что тебя изнасиловали, когда ты возвращалась из школы. Кто — ты не знаешь. Было поздно, лица не разглядела. Признаваться не хотела, потому что было стыдно…

— Видите, что она дура? — не выдержала Татьяна, которой явно надоело изображать из себя ангелочка. — Господи, да в ее голове мозгов меньше, чем у канарейки! И ведь так и сказала!

— Он уехал. Я так скучала, я думала, что он вернется, что мы будем вместе… И все, что я делаю, я делаю ради своей семьи, — всхлипнула Галина. Но слезы ее почему-то никого не тронули. — Когда живот стал заметен, я рассказала про изнасилование, про… Меня стеснялись спрашивать. Не хотели травмировать ребенка…

Татьяна откровенно засмеялась. А Галина продолжала:

— Мне сочувствовали и жалели… Только отец был недоволен. Он что-то подозревал, но был слишком увлечен своей работой, чтобы обратить на меня внимание. Из роддома и то не забрал. Я одна уезжала. Это было… Было так обидно! За всеми приходили, а я… Мне медсестры такси вызвали. Скинулись. А отец и не вспомнил, что срок пришел… Только попросил сделать так, чтобы ребенок ему не мешал. А как она не мешала бы? Она же маленькая. Плакала постоянно…

…Деньги, оставленные любовником, Галина тратила осмотрительно, знала, что отец не даст. Он неплохо зарабатывал, но все же отличался изрядной прижимистостью, точнее, предпочитал думать, будто только у него имеются потребности. Галина же…

— Была достаточно взрослой, чтоб нагулять, так теперь сама и обеспечивай, — отрезал он, когда Галина заикнулась, что малышке коляска нужна.

Нет, не стоит считать деда вовсе уж равнодушным человеком. Конечно, он не раз и не два высказывался, что лучше было бы оставить ребенка в роддоме, но постепенно отошел. Много не давал, но на пеленки хватало.

Стирать приходилось самой.

Гладить.

Кормить.

Еще в квартире убираться, потому как отец требовал чистоты и порядка — к нему же клиенты приходят… И в общем, реальная жизнь с мечтой ничего общего не имела. Девочка получилась беспокойной, капризной. То животом маялась, то зубами, то просто кричала без видимой причины, доводя Галину до состояния полуобморочного.

К счастью, Танечку, которую Галина тихо возненавидела, удалось пристроить в ясли, и это Галина считала своею величайшей жизненной удачей. Правда, удачи как таковой здесь не было, скорее уж желание деда Танечки побыть в тишине.

— А тебе надо учиться дальше, — сказал он Галине, которая просто рассчитывала немного отдохнуть. — Получить профессию. Ты же не собираешься всю жизнь на моей шее сидеть?

К этому времени деньги в конверте почти закончились, а писем от возлюбленного не приходило. Более того, Галина постепенно осознавала, что отец ее дочери не собирается возвращаться.

— Я сдала экзамены, закончила школу. Это было унизительно. Я оказалась старше всех в классе. И каждый знал почему… И учиться у меня получалось с трудом, хотя я старалась. Но как ты будешь учиться, когда она не спит, все требует чего-то, требует… И отец тоже… И убери, и приготовь, и одежду постирай, погладь, по магазинам пройдись… И учиться еще, а он меня каждой четверкой попрекал.

— Сама шею подставляешь, а потом удивляешься, что на ней сидят. — У Татьяны было собственное мнение. — И кто виноват?

Галина отвернулась, не желая видеть дочь.

— Она с детства была такой вот, всегда себе на уме. И хитрая… Меня ненавидела. За что, спрашивается?

— А за что мне было тебя любить, мамочка? С рождения в яслях, в продленке. Слова доброго от тебя не услышишь, только и можешь орать…

…Чем дальше, тем тяжелее становилось. И право слово, Галина не раз и не два пожалела, что срок не позволил ей аборт сделать. Глядишь, тогда жизнь ее была бы совсем иной. А теперь… Девочка росла нервозной. И по любому, самому ничтожному поводу норовила истерику закатить. Она рано научилась ругаться, бросалась на мать с кулаками, кусалась до крови, но стоило появиться деду, и Танечка преображалась.

Она делалась милой и тихой.

И Галина, пребывавшая на грани нервного срыва, выглядела не просто отвратительной матерью, а едва ли не садисткой, срывающей на ребенке плохое настроение.

Случай с кладовкой имел место, когда Танечка, добравшись до материных учебников, с преогромным наслаждением их искромсала. Этого Галинина душа не выдержала… Не учла она одного, что отец вернется раньше, и к Танечкиным слезам не останется равнодушен.

Чего тогда Галина не наслушалась.

И оправдаться ей не позволили.

Единственное, что изменилось: в доме появилась Мариночка. Приходилась она Галине не то троюродною, не то четвероюродною сестрицей. Родство неблизкое, но такое, которое все же позволяло назвать Марину не чужим человеком.

— Будет тебе помогать по хозяйству, раз у тебя руки не из того места растут, — буркнул отец, которого вовсе не обрадовала необходимость терпеть еще одного человека. И пусть в пятикомнатной квартире места хватало всем, но само присутствие посторонних профессора раздражало.

Но разве мог он доверить единственную внучку Галине?

Танечка ведь нуждалась в защите.

Опеке.

И занимался с нею профессор самолично, с удовольствием апробируя на ребенке новейшие методики… Как бы то ни было, на время в доме воцарился мир. Татьяна пакостила матери, но по мелочам, что было терпимо. Марина помогала по хозяйству, отрабатывая тем самым проживание, а Галина наконец позволила себе вздохнуть и заняться учебой.

Поступили они вместе с Мариной, в медучилище.

А после и в вузе оказались одном, правда, Галине пришлось поступать на отделение психологии, а вот Марина избрала терапевтическое, здраво рассудив, что врачей всегда меньше, чем пациентов, а значит, прокормиться она сумеет. В институте Марина сошлась и с тихоней Раечкой, приехавшей из какого-то совсем уж дальнего угла… Как оно бы все сложилось?

Неизвестно.

Но совпало сразу несколько обстоятельств, перекроивших, казалось бы, спокойную жизнь Галины.

Перемены в стране, которые изначально казались чем-то абстрактным, — Галина всегда была далека от политики — вдруг коснулись непосредственно ее семьи.

Дефицит.

Талоны. Обезумевший рынок. И деньги, которые стремительно утрачивали ценность.

И отец клиентуру свою растерял. Кому нужны психологи, когда мир рассыпается? В довершение же всех бед с ним вовсе случился удар.

И к несчастью, этот удар его не убил.

Галина вдруг очутилась одна, с ребенком на руках и с парализованным капризным стариком, который не желал понимать, что она не может бросить все лишь ради того, чтобы его развлечь… И вообще, все стало так сложно, что Галина растерялась.