Простите. Какая-то неважная у нас с вами вышла экскурсия.

Из газеты «Ла Национе», 11 сентября 1985 года

«Полиция Флоренции к вечеру опознала два трупа граждан Франции, найденных в лесу у Сан-Кашано. Это 25-летний художник Жан-Мишель Кравеишвили и 36-летняя разведённая мать-одиночка, владелица обувного магазина в городе Монбельяр – Надин Мориот. Как сообщили французские журналисты, у погибших развивался бурный роман, однако их отношения не были оформлены официально. Тело Надин изуродовано так, что наш обозреватель без колебаний предположил: мы имеем дело с Флорентийским Монстром, самым неуловимым серийным маньяком Италии. Как известно, за период с 1968 по 1985 г. этот человек убил 16 мужчин и женщин из числа влюблённых парочек – нападал всегда в момент занятия сексом. Наш источник в полиции сообщил: иногда, по выводам экспертов, Монстр прячется и долго наблюдает за парой. Если поползновений к совокуплению нет, он уходит. В целом, его поведение похоже на работу охотников в брачный сезон – стрелки специально покупают лицензию на этот период, ибо имеют возможность убить одновременно самца и самку. Преступник действовал в перчатках: на месте резни традиционно не удалось снять отпечатки пальцев, нет ни следов обуви (без сомнений, они уничтожены заранее), ни единой нитки из одежды. Однако на этом шокирующие события не завершены. Вчера прокурору Флоренции, синьоре Сильвии Монике, доставили по почте конверт с её адресом (он сделан наклеенными буквами, вырезанными из газет, разного размера) – отправитель старался избежать получения полицией образца своего почерка. В конверте лежал лист фотобумаги, внутри коего обнаружен кусочек человеческого мяса весом 40 граммов: часть груди несчастной Надин Мориот. В прокуратуре нашему обозревателю заявили – преступник уверился, что к этому времени трупы французов ещё не будут обнаружены и правоохранительные органы изрядно поломают голову на тему, кому принадлежит мёртвая плоть. Однако на тела убитых случайно наткнулся грибник из соседней деревни – ничего не тронув, он добрался до телефона и вызвал полицию. Прокурор Сильвия Моника испытала сильнейший нервный стресс, предположительно она будет взята под усиленную государственную охрану[75]. Полицейский психолог считает, что портрет Флорентийского Монстра не является секретом. Убийца отлично знает мир живой природы, превосходно ориентируется в лесу – и, скорее всего, он профессиональный охотник, поскольку нападает на людей именно среди деревьев и всегда ночью. Мы уже упоминали: преступник забрал с собой грудь Надин Мориот; стоит заметить, он также вырезал полностью и её вагину. Точно такие же действия проделаны и с остальными жертвами женского пола. Минимум у половины девушек после их смерти пытались отделить голову от туловища, однако, по непонятным причинам, маньяк бросал своё занятие. Полицейские психологи не исключают, что убийце при ближайшем рассмотрении не понравилась форма головы несчастных. В случае, если пуля попадала в затылок или лоб, попыток обезглавить мёртвую жертву не было. В 1984 году Монстр убил пару гомосексуалистов из ФРГ: скорее всего, по ошибке перепутав одного из них с женщиной (парень носил длинные светлые волосы). Возможно, могли бы помочь обыски в окрестных домах – убийца наверняка хранит чудовищную «коллекцию» вблизи своего логова. Полиция не даёт других комментариев, но мы знаем – следствие слишком долго находится в тупике…»

Оксана никогда так быстро не бегала в своей жизни. Разве что два года назад, в родном Курске, когда фрицы устроили облаву в их районе, угоняя на работу в проклятущую Германию. Ей тогда еле исполнилось тринадцать, но виноват высокий рост – ак-селе-рат-ка, как мама по слогам говорила… Не поверили, что перед ними подросток. Они с подругой почти удрали, Оксана резвая, подвижная, но эсэсовец с мотоцикла выстрелил в Нюрку… Пока она над Нюрочкой умирающей, глаза закатившей, рыдала, её тоже взяли, да ещё и прикладом по спине заехали. Не хочется ругаться, мама за такие слова тряпкой по губам била, но… блядь, за что вот всё это? Сначала фрицы загребли за месяц до того, как наши Курск освободили, а теперь Берлин не сегодня завтра падёт, девчонки в их строительном отряде уже ночами плачут от радости, а ей – ТАКОЕ.

Выстрел сзади. Пуля свистнула повыше правого уха.

Она свернула направо, понимая – фриц загоняет её, как косулю. Батя охотник был, она с ним с малолетства по лесам хаживала: то куропатку бьёт, то уточку… Зайцы вкусные, но их тоже прищучить уметь надо – быстро носятся, чуть упустил момент – поминай как звали. Но сейчас она бежит по открытой поляне: фриц, если захочет, уложит её сразу. Раннее утро, уже светло. Она в жёлтом (пусть и изрядно выцветшем) пышном платье, как мишень на фоне изумрудной зелени. Одежда не её – фриц заставил напялить. Сердце бьётся бешеным стуком. Почему, ну почему? Фрау-хозяйка ещё до начала наступления на Берлин, пока жителям не запретили выезжать из столицы рейха, смоталась в Тюрингию. Строго наказала за квартирой следить, мол, вернусь, если хоть иголка пропадёт, в Равенсбрюк сдам[76]. Ага, конечно. Если её там американцы бомбой в клочья не разнесут, то наши в Берлине кокнут.

Оксана почувствовала: задыхается. Остановилась на секунду. Снова выстрел. Задело волосы – немец показывает, что держит её на мушке.

Она опять побежала, страх подгонял вперёд. До леса оставалось всего ничего. А там уж… Правда, чёрт его знает, что там. Фриц идёт за ней по пятам. Он так и сказал: всё по-честному. Если сумеешь спрятаться и я тебя не найду, останешься в живых. Оксана на это очень-очень надеялась. Из квартиры фрау-хозяйки её довольно быстро «рекрутировало» гестапо (наверняка донесли соседи) и определило в отряд «остарбайтерин», разбиравших завалы камней после обстрелов – чаще всего голыми руками. Раздирали ладони в кровь, да кого из немцев это волнует? Почти не кормили, били. Девочка из Украины ослушалась приказа идти на пустырь возле линии фронта, чтобы проверить, нет ли там мин, – обер-ефрейтор её застрелил. Сволочи поганые. Охраняли их сотню всего двое – полицейские, толстые, с усами, оба с автоматами. Тот, что украинку убил, постоянно что-то жрал, тварь, – жена ему приносила бутерброды из дома. Чтоб его разорвало на хуй, мерзавца. И когда фриц в коричневом френче, со свастикой на рукаве подошёл к ним, Оксана сразу заподозрила неладное. Очень уж долго этот немец крутился возле них. И взгляд – словно сверлит тебя насквозь, сердце в живот проваливается, стоишь и трепещешь. Глаза у фрица мёртвые, пустые, ледяные. Смотрит – как в пропасть летишь. Думаешь, а вдруг на самом деле доктор? Ведь доктора – они самое страшное. Катька и Машка из Минска отлично помнят, как к ним в барак врачи из СС захаживали. Кто мог – прятался, а другие иголкой себе палец кололи и щёки кровью румянили. Если задохлик, белый совсем, доходяга – пиши пропало, заберут на опыты, а там страх чего бывает… Девчонки такие ужасы рассказывали – ночью не заснёшь. И замораживают живьём, и воды неделями не дают, проверяя, сколько продержишься, и грудь разрезают, и кровь сцеживают – солдатам переливать. Кого в лазарет увезли – ни одна потом не вернулась[77]. Но фриц даже не доктор оказался, а хуже. Сначала на Катьку из Минска пялился – подошёл, всё на ноги смотрел. Теперь-то ясно, ему нужна поздоровее, бегала чтоб хорошо, поэтому он полек из женского лагеря брать не стал – там совсем скелеты, кожа да кости. Они не то что бежать – бредут еле-еле, если кто упадёт, охранники не поднимают, пристреливают. А «остарбайтерин», хоть спали на голом полу у фрау-хозяек и подбирали за ними такие объедки, что и собаки побрезгуют, порезвее. Катька фрицу не подошла, он переключился на других. Посмотрел ещё пять человек, и когда приблизился к Оксане, она обмерла. Ей бы сделать вид, что работает (дура), а она вытянулась, смотрит на него и дрожит. Фриц её за подбородок двумя пальцами взял, пощупал предплечья, затем икры – как цыган лошадь. Показал обер-ефрейтору аусвайс – тот разом вытянулся, «хайль» прокричал…