что придумал, как мы отметим мой первый юбилей – двадцатилетие. И это будет то, чего мы ещё ни разу до этого не делали – поход на Канадскую гору Сеймур. Мы там бывали и раньше, но только зимой и только с целью лыжного отдыха, а вот летом, и чтобы пешком, да с рюкзаками – такого ещё точно не было.

Мама с Алексом тут же соскочили, заявив:

– Спасибо, но у нас уже запланирован Неаполь на выходные!

– Ну и замечательно, без предков будет самый драйв! – радостно оскаливается брат.

– Лёш, смотри за девочками, – тянет мама с подозрительной тревогой в голосе.

– Всё будет хорошо, Лерусь, я Лёше доверяю больше, чем самому себе! – тут же успокаивает её отец.

По плану Лёши мы летим в Канаду на отцовском вертолёте, высаживаемся в точке А, обозначенной на карте как место старта, и далее пешком с рюкзаками двигаемся в точку В, коей является горный отель неподалеку от озера. Маршрут займёт ровно два световых августовских дня с учётом того, что большая часть нашей компании – дамы. Медведей бояться не будем, потому что мужскую половину планеты представят Лёшка, Эштон, муж Кейси (которая, да, тоже едет с нами, это ж мой День Рождения!) и ещё трое друзей брата, включая и Антона тоже. В связи с ночёвкой каждый из нас обязан обзавестись не сильно объёмным спальником.

План ясен. Народ готов. Вылетаем.

В вертолёте Эштон сидит у окна в обнимку со своей несравненной Маюми, моя душа горюет, но в целом уже давно смирилась со своей участью отверженной. Я стараюсь настроиться на Антона: ну а вдруг? А вдруг придёт любовь? Возьмёт меня измором, например, или что-нибудь в этом роде, ну ведь в жизни же всякое бывает!

В тот момент, когда Эштон нежно целует Маюми в губы, у меня сдают нервы, и я отворачиваюсь… Отворачиваюсь, чтобы скрыть наполнившие мои глаза слёзы и наткнуться на сострадающий взгляд родного брата.

Вот есть в жизни такие точки-моменты, которые пишут судьбу. Не утром, когда вы в туалете, не вечером, когда засыпаете на своей любимой подушке, не на занятии по анатомии, а вот так, в полёте, в сотнях метров над поверхностью земли.

И тут важно обозначить: на пороге своего двадцатилетия я смирилась и почти остыла. Нет, любить не перестала, но чувства мои из острой формы перешли в хроническую, а значит, такую, с которой можно жить и даже почти нормально функционировать. Я поставила цель стать врачом, постепенно к ней двигаюсь и не питаю глупых иллюзий насчёт некоторых парней. Я уже почти свыклась с мыслью, что Антон – моя судьба. И он мне начинает нравиться, подкупают его поступки, слова, отношение ко мне. Ну вот что далеко ходить, например, он единственный, кто сообразил забрать у Аннабель рюкзак, который та едва тащила. Не у меня, чтобы выслужиться, а у девочки, которой действительно нужна была помощь. Ведь именно такие поступки и ценятся же?

Но больше всего мне нравится, что Антон не отрывает от меня своих глаз, но при этом никогда не лезет напролом: знает, что я пока не готова принять его чувства. Просто ждёт. Ждёт и смотрит…

И вот всё бы и развивалось по этому спокойному и закономерному сценарию, если бы… если бы Эштон не вернул меня на орбиту острой стадии одержимости собой. Сам, своими руками… и не только ими.

Ну как, сам…

В общем, мы высадились, позавтракали, отдохнули немного на лужайке, соседствующей с площадкой для вертолёта, затем стали выдвигаться. И вот тут-то брат и поймал меня в гордом уединении за обдумыванием своей незавидной доли. Приобняв за плечи, мой единокровный брат по-заговорщически произнёс одну только фразу:

– Не горюй сестра! Жизнь иногда даёт нам шансы, главное не протупить и воспользоваться ими!

После этих слов он развернулся и двинулся к нашей ораве бой-скаутов, оповещая о начале выдвижения и о страшной каре для тех, кто посмеет отлучиться от общества. Аннабель он ставит сразу за собой, а мне показывает многозначительно сощуренный левый глаз, который следует считать подмигиванием.

Спустя три часа вся женская половина горно-лесных проходцев жалуется на усталость и необходимость отлучиться в кустики. Лёша провозглашает привал.

Подходит ко мне:

– Ну как, устала?

– Есть немного, но терпимо.

– Ты молодец у меня, сестра! Тебя буду в пример всем ставить. Ты в туалет бегала?

– Нет ещё.

– Так чего ждёшь? Через двадцать минут выдвигаемся, и следующий раз будет не скоро. Так что, давай!

Я поднимаюсь, собираясь последовать его указанию, как вдруг Лёха выхватывает из моего кармана телефон:

– Ты так небрежно всегда его носишь, точно потеряешь!

– Да не потеряю я! – возмущаюсь.

– Смотри, береги его! Это единственный дубль с нашими картами, если мой накроется, мы будем идти по твоему!

– Да ничего я с ним не сделаю, достал уже! – нервно огрызаюсь.

Но брат странно смотрит на меня и совсем не злится.

– Шанс, Соня! Он выпадает только рааааз! – тянет строчку из песни на русском.

И уже вдогонку мне кричит:

– Иди лучше влево, пройди минут семь и увидишь обрыв с шикарным видом, не пожалеешь!

Вид на горы, покрытые еловой растительностью, заснеженные сопки на самых верхушках, оказался не просто потрясающим, а захватывающим целиком своей красотой и грандиозностью. Ничего подобного человек не способен построить, всё самое прекрасное на Земле создано всё-таки природой.

Я сижу некоторое время на жёлтой, высушенной солнцем траве, и любуюсь могучей первозданностью. Решаю, что нужно возвратиться на нашу стоянку и уговорить народ завернуть в это место и сделать привал здесь: ну подумаешь, выбьемся из графика, зато какая же тут красота! Не факт, что на озере будет так же круто!

Но место, действительно, настолько волшебное, что я долго не могу подняться. Слишком долго…

– Красиво… – слышу негромкий голос за своей спиной.

И этот голос отзывается в каждой моей живой клетке атомной реакцией.

– Ты что тут делаешь?

– Тебя ищу, – отвечает просто и спокойно.

– Меня?!

– Лёша сказал, что ты ушла давно и долго не возвращаешься. Не люблю такие неопределённые вещи, да и отцу обещал, что все его дочери останутся живы и здоровы, – подмигивает.

– А если бы я тут…

– Я бы не стал смотреть. Поверь, мне это ни разу не интересно!

– Не сомневаюсь…

Мы некоторое время любуемся горами вместе, затем возвращаемся.

И обнаруживаем, что никого уже нет, и только оба наших рюкзака преспокойно лежат каждый на своём месте: мой – под одинокой елью, Эштона – на смятой ими с Маюми траве.

– Где все?! –