— Можете не отвечать, — сказал Бимиш.

— Но я хочу ответить. Я хочу, чтобы все знали, я не делала ничего дурного, только хорошее. — Вики вызывающе посмотрела на Вексфорда, на Карен и на Джеймса Бимиша. Похоже, она не понимала, что последний на ее стороне, хотя ей и объяснили его роль. — Я люблю этого мальчика, — сказала она. — Вы это понимаете, хоть кто-нибудь? Вы понимаете, что можно любить не ради секса и всего такого, и даже если это не ваш ребенок? Мальчик — сирота. Я стала о нем заботиться сразу после смерти его родителей. Вы его видели, понимаете, что к чему.

Бимиш, который не видел Джерри Довера, озадачился. Однако ему так никто и не объяснил, что к чему.

— Он был во многих заведениях, в психушках этих. Там почище старого Бедлама.[24]Но уже десять лет он живет со мной. Я даю ему лекарства, кормлю, ест он совсем мало. Он не то чтоб совсем смирный, но безобидный. — И Вики добавила более резко: — У меня рак.

Все молчали. Вексфорд лишь кивнул.

— Я не сказала «у меня был рак». У меня сейчас рак Если человек им заболеет, то навсегда. Я была медсестрой, я знаю это. Хуже всего, что осталось мне совсем недолго. У меня рак груди. Рак называется по тому месту, где начался. Но у меня он уже в легких. Врачи говорят, что ничего не знают, но я-то знаю. Мне остался год, в лучшем случае.

— Как это связано с тем, что вы похищали девушек, мисс Кадбери? — спросила Карен.

— Вы присматривали себе преемницу, чтобы она присматривала за Джерри, так? — произнес Вексфорд. — Своего рода жену. Девушку, которая бы ему готовила, штопала и стирала одежду. Заботилась бы.

— Только не для секса, — жестко сказала Вики. — Джерри не знает, что это такое, и знать не хочет. Им, конечно, надо бы пожениться, для большей верности. — Она не объяснила, что означало это «для большей верности». — И девушке было бы очень неплохо. После моей смерти они с Джерри унаследовали бы дом — прекрасный современный дом, там и стиральная машина, и сушилка, и постельное белье, и столовое серебро, и все прочее.

— Вы рассказывали это девушкам? — холодно спросил Вексфорд.

— Рассказала бы, если бы нашлась подходящая. Отвезла бы к себе в Гилдфорд и показала все, что ей перейдет. Нельзя же объявлять такое первой попавшейся или той, которая бы сразу побежала жаловаться. А то вы бы поймали нас, и я уже не могла бы искать Джерри жену. Вы и поймали нас, — добавила она. — И теперь всему конец.

По мере того как она говорила, все очевидней становилось, что и она не вполне адекватна. Вексфорд знал, что шизофрения может передаваться по наследству. Или всегда передается. Это в шестидесятых-семидесятых ученые смеялись над викторианскими теориями о наследственном безумии, что поражало всех членов семьи. Теперь выяснилось, что не так уж и ошибались писатели девятнадцатого века.

— Эти две девушки вам не подошли, — сказал он мягко. — И вы боялись, что после вашей смерти племянник останется один, и некому будет за ним присматривать?

— Помилуйте, мистер Вексфорд, — сказал Бимиш. — Я бы такой вопрос отклонил.

Но Вики спокойно поглядела ему в глаза и ответила:

— Да. Совершенно верно.

В коридор вышел сначала Бёрден, затем и Вексфорд.

— Этот Джерри полный псих, — сказал Бёрден, тяжело вздохнув. — Его нельзя оставлять одного.

— Его и не оставляют.

— Неправомерное лишение свободы, — сурово произнес Бёрден. — Довольно серьезное преступление.

— Знаю. Я твержу тебе об этом три недели подряд. И не надо говорить, что никто не пострадал. Завтра они оба предстанут перед судом и, очевидно, их направят на судебно-психиатрическую экспертизу. — Вексфорд вздохнул. — Рэчел Холмс пырнула ножом Довера.

— Так вот в чем дело. Я спросил его, откуда пластырь. Он молчал, и лишь когда я повторил вопрос, бедняга приложил руку к груди и произнес «Больно, больно».

Как это все печально, подумал Вексфорд, грустно и в тоже время забавно. Что будет с Джерри Довером после смерти Вики? Кто станет о нем заботиться? Государство? Скорее всего, его выпустят «в общество», хотя нет никакого общества, есть лишь соседи, которые будут его бояться или смотреть как на сельского дурачка. Так и закончит он свои дни на улице в роли сумасшедшего нищего, и это в начале двадцать первого века.

— Больше я ничего не могу сделать, — сказал Вексфорд. — Схожу еще раз к мисс Джейн Эндрюс. Можешь присоединиться, если у тебя есть время.

— Папа не велел рассказывать.

Кайли сидела у матери на коленях, играла ее длинными волосами и невинно улыбалась. Накручивая прядь на палец, она робко косилась на Вайна.

— Но ты же рассказала Киму Фаулеру, — произнес Вайн.

— Это совсем другое. Он же мальчик, а не взрослый.

Вайн подумал, как умна эта четырехлетняя девочка, которая родилась в семье чуть ли не изгоев общества. Он где-то читал, что хоть сейчас и говорят, будто у всех детей равные возможности получить хорошее образование и воспитание, у таких, как она, шансов для этого мало. Вайн смотрел на ее живое лицо, ясные глаза и негодовал, что этот ум, который можно направить в полезное русло, использовали в криминальных целях. Вот настоящее преступление — испортить такого ребенка, преподнести воровство как игру с призами за успешную кражу.

Джеки Флэй не возразила, чтобы ее дочери задавали вопросы, и с тех пор молчала. Она сидела с безучастным видом, обнимала Кайли за талию и медленно поворачивала голову из стороны в сторону, чтобы девочке было удобнее играть ее волосами. Судя по всему, матери это нравилось. Вайн спросил о том вечере, когда она была в «Крысе и морковке». Она ходила туда одна или с Патриком?

— Я не люблю, когда вы с папой вечером уходите, — сказала Кайли.

— Но, детка, всегда рядом тетя Джози.

— Я не люблю тетю Джози.

— Как же не любишь, Кайли? Тетя Джози хорошая, она тебе нравится. Разве можно так говорить?

— А разве можно тебе уходить и бросать меня одну? — ответила Кайли. — Я могу сделать пожар, или придет педик и заберет меня.

— Миссис Флэй, я спросил вас, в пабе «Крыса и морковка» вы были одна или с мужем?

— С мужем, и что? Кайли, перестань меня дергать, мне больно.

— Вы не слышали, чтобы кто-то рассказывал, как мастерить бутылки с зажигательной смесью?

— Не понимаю, о чем вы, — произнесла Джеки.

Кайли спрыгнула с колен матери на пол, забралась на кресло и, болтая ногами, сообщила:

— Мой папа взял две бутылки, налил туда что-то вонючее — такое, что просто фу! — заткнул горлышки носками, из которых я выросла, потом еще немного налил из батареи в моей комнате, намочил этим носки и сказал, что это бомбы, чтобы убивать педика, вот так!