Тот же Казаков сообщает, что ночь на 28 июня он провел за разработкой плана орловской наступательной операции: «Мы настолько вжились в этот план, что порою представляли себе различные его варианты как реальные события».

А утром развернулись действительно реальные события.

«Увлекающийся» генерал Парсегов со штабом находился в глубоком тылу в районе Быково и особого беспокойства не проявлял. Ни он, ни его заместители ни разу не побывали в своих стрелковых дивизиях, которые вели тяжелый бой. Даже прибывшим из резерва фронта двум танковым бригадам командарм не поставил задачи лично, а сделал это через офицеров связи. На следующий день немецкие танки приехали в Быково. Парсегов окончательно потерял связь с войсками и поспешно укатил в Касторное. Так, «возглавляя» дивизии Гота, генерал довольно быстро оказался в Воронеже. «Но несмотря на то что русским удалось унести ноги, — резонно замечает немецкий автор, — армия, штаб которой в бегах, это — армия без головы».

Управление дивизиями 40-й армии пришлось взять на себя непосредственно штабу Брянского фронта.

Первые успехи генерала Вейхса хотя и осложнили обстановку на левом крыле Брянского фронта, но еще не представляли особой угрозы. Для ликвидации прорвавшейся группировки 4-й танковой армии генералу Голикову в ночь на 29 июня были переданы 4-й и 24-й танковые корпуса Юго–Западного фронта и 17-й танковый корпус из резерва Ставки. К участку прорыва направлялись также резервы Брянского фронта — 1-й и 16-й танковые корпуса, 115-я и 116-я танковые бригады. Эти силы насчитывали в своем составе свыше 1000 боевых машин и, конечно, при правильном их использовании могли коренным образом изменить обстановку. Осуществление контрмер осложнялось рассредоточенностью корпусов, необеспеченностью их горючим и неумением воевать. Генерал Казаков так и пишет: «Истинные же причины неудачи, на мой взгляд, были в другом: в неумении».

Ставка ВГК рекомендовала Голикову сосредоточить усилия танковых корпусов для разгрома группировки противника, прорвавшейся в район Горшечное. 4-й и 24-й танковые корпуса должны были нанести удар из района Старого Оскола на север, а 17-й танковый корпус — из района Касторное в южном направлении. Все три корпуса объединили в оперативную группу под командованием генерал-лейтенанта Я.Н. Федоренко, начальника Главного автобронетанкового управления, специально прибывшего на фронт для оказания помощи в организации боевых действий танковых соединений. Для удара по левому флангу и тылу наступавшей немецкой группировки нацеливались 1-й и 16-й танковые корпуса. Таким образом, Брянский фронт располагал достаточными силами для того, чтобы не только остановить группу Вейхса, но и разгромить ее основные силы.

Зная таланты своих военачальников, Сталин 30 июня лично проинструктировал Голикова:

«Запомните хорошенько. У Вас теперь на фронте более 1000 танков, а у противника нет и 500 танков.

Это первое, и второе: на фронте действия трех танковых дивизий противника у Вас собралось более 500 танков, а у противника 300–350 танков самое большое.

Все теперь зависит от Вашего умения использовать свои силы и управлять ими по-человечески. Поняли?»

Нет, не поняли! Командованию фронта не удалось организовать своевременного и массированного удара по флангам немецкой группировки. Все делалось в лучших традициях лета 1941 года: корпуса вступали в сражение разновременно и по частям, без взаимодействия с артиллерией и авиацией, без разведки и связи, при этом использовались они не столько для решения активных задач по уничтожению противника, сколько для затыкания брешей в обороне общевойсковых армий.

29 июня 16-й танковый корпус генерал-майора М.И. Павелкина завязал упорные бои с целью ликвидации плацдарма противника на левом берегу реки Кшень в районе Волово. На другой день, 30 июня, перешел в наступление из района южнее Ливны вдоль левого берега реки Кшень 1-й танковый корпус генерал-майора М.Е. Катукова. В междуречье Кшени и Олыма развернулись ожесточенные бои. Катукову удалось продвинуться на юг всего на 5 км, затем он был остановлен немецкой артиллерией и ударами авиации и занял оборону на стыке 13-й и 40-й армий. Бригады Павелкина противник обошел с юга и отрезал от тыловых коммуникаций; за три дня боев 16-й танковый корпус потерял более сотни боевых машин, а 109-я танковая бригада оказалась окруженной противником.

Бывший командир этой бригады генерал-полковник B.C. Архипов вспоминал, что бои на реке Кшень запомнились «особенно крепко из-за многочисленных не использованных нами возможностей… Вместо того чтобы сбить противника с плацдарма ударом танкового кулака, мы пытались столкнуть его пальцем. В первый день бросили против 20 немецких танков и двух батальонов автоматчиков, овладевших Новым Поселком, примерно столько же стрелков, но вдвое меньше танков. На второй день — 20 наших танков против 40–50 фашистских и так далее. Противник, наращивая свои силы, опережал нас, и если в первый день боя за плацдарм мы имели общее превосходство в танках, но не использовали его в атаках, то к четвертому дню это превосходство перешло уже к противнику. Вот что значит применение танков с оглядкой, с дроблением танковых бригад и батальонов для «закрытия брешей».

Маршал бронетанковых войск М.Е. Катуков приводит другой способ применения танков — «без оглядки»: «Поставил я командиру задачу, и он отправился выполнять ее. Часа через два-три начальник оперативного отдела Никитин передал донесение с левого фланга:

— Танковая бригада, понеся большие потери, вышла из боя. Командир отправлен в тыл. У него тяжелое нервное потрясение.

Что же произошло?

…Ведь обычно как действовали видавшие виды танкисты при выполнении такой задачи? Готовясь к атаке, они, прежде всего, высылали вперед боевую разведку, с тем чтобы она вызвала огонь на себя. Командиры танковых экипажей и подразделений в это время располагались в укрытиях, наблюдательных пунктах и засекали обнаружившие себя огневые средства врага. А потом подавалась команда «По машинам», и танковые экипажи устремлялись вперед, зная точно, какие цели им предстоит подавить огнем, уничтожить, смять гусеницами. Понятно, предварительная разведка не обеспечивала обнаружения всех целей, но все же значительно облегчала борьбу с огневыми средствами противника.

А в тот день в Придонье командир бригады без всякой разведки вывел танковые батальоны на большой голый бугор и открыл огонь по предполагаемым (!) позициям гитлеровцев. Бесспорно, он надеялся сокрушить вражескую оборону (?), открыть дорогу танкам и пехоте. Но получилось все иначе. Немецкая артиллерия, хорошо замаскированная в ржаных хлебах и других укрытиях, осталась неуязвимой, а танки на голом бугре стали хорошей мишенью…»

Командир танковой бригады — это генеральская должность и получал ее офицер в звании не ниже подполковника. Я понимаю, что военному, который не имеет представления о разведке, боевых порядках, использовании рельефа, маскировке, можно дать генеральские погоны. Но доверить такому человеку бригаду танков? Поневоле вспомнишь американское: «У нас дурак не может быть начальником, это экономически нецелесообразно». Во сколько обошелся Красной Армии только один комбриг, угробивший в течение пары часов полсотни танков? Добавим сюда средства, затраченные на его содержание в течение двадцати лет службы и на лечение «нервного потрясения». Хотя упоминание о «видавших виды танкистах» наводит на мысль, что и другие комбриги учились воевать точно таким же образом, только нервы у них оказались покрепче.