тех пор Мария Степановна стала все больше и больше отдаляться от мужа. Ей казалось, что только там, в общине, идет настоящая жизнь, которую следует прожить на земле, чтобы подготовиться к бессмертию. Руки ее делали привычную домашнюю работу, а мыслями она была среди «братьев» и «сестер».

Каждый раз на молитвенном собрании Соколова страстно ждала той минуты, когда все начинали молиться вслух, рыдать, каяться, испрашивать у всевышнего милости. Вскоре она стала одной из самых ярых фанатичек в секте пятидесятников.

Другим путем пришел в религию «брат» Петр, который стал руководителем, наставником и властителем души Соколовой, волю которого она выполняла беспрекословно.

Его родители в свое время были матерыми спекулянтами. Дом у них был полная чаша. Соответственно и сыну они ни в чем не отказывали. Избалованный, привыкший к тому, что любые его желания исполнялись, вихрастый рыжеволосый парень верховодил сверстниками. Он привык быть первой величиной и дома, и на улице. В школе поначалу тоже был первым, но постепенно от родителей, которые часто при нем вели разговоры о своих «коммерческих» делах, перенял пренебрежительное отношение к труду и твердо усвоил, что счастье в жизни дают только деньги, и чем их больше, тем лучше. Поэтому он, еле-еле окончив школу, стал уже подумывать о том, как лучше использовать родительскую мошну для продолжения легкой и сытой жизни. Но, видно, родители слишком увлеклись своей «коммерческой» деятельностью, за что и отбыли в места не столь отдаленные. Ставший уже великовозрастным Петр начал искать подходящую работу, но в любом месте для того, чтобы получать деньги, надо было честно трудиться, а это противоречило его стойким убеждениям. Петр был неглуп от природы и весь свой ум направил на изобретение легких способов добывания денег — стал мошенником. Много доверчивых людей оплачивало его веселую жизнь. Но в конце концов он все же попался. «Три года лишения свободы», — гласил первый приговор.

Отбыв срок наказания, Нестерец научился подделывать облигации государственных займов, и... снова колония. Годы шли, второй срок наказания подходил к концу. Петр начал серьезно задумываться о честной жизни. Возможно, он и порвал бы с прошлым, если бы не одна встреча...

Как-то в колонии появился седой благообразный старикашка, неизвестно за что получивший срок. Он и рассказал Петру о пятидесятниках. Вскоре разговоры их стали долгими и систематическими. Сначала Петр слушал просто от скуки, но однажды у него мелькнула мысль: «Надо переквалифицироваться». От старика он узнал многое о создании этой секты, ее целях и принципах деятельности.

На свободу Нестерец вышел, снабженный нужными адресами. Он завел необходимые знакомства, читал «духовную» литературу, а когда почувствовал себя достаточно подготовленным, стал действовать уже как проповедник. И опять началась безбедная, сытая жизнь. Она продолжалась почти девять лет. Почти девять лет Петра, как он откровенно и цинично признавался в письмах к своему родителю, «питал бог». Но сам он не верил ни в бога, ни в черта. Деньги — вот какой был у него бог.

За «Христовы поучения» «брат» Петр успешно вымогал у верующих пожертвования для «божьих дел». Всю свою изворотливость, всю хитрость ума он направил на то, чтобы завлекать людей в секту и держать общину в слепом повиновении. Тайно на квартирах сектантов в поселке и в городе и даже в лесу устраивались молитвенные сборища, на которых людей доводили до исступления, когда они начинали выкрикивать бессмысленные слова, трястись, рыдать. И, если было нужно, в такие моменты «брат» Петр прибегал к холодному, расчетливому запугиванию:

— Сестра! Услышал бог твою молитву, хоть и грешна ты. В последний раз прощаются тебе сомнения в истинности евангельской веры, помни это!

Мария Степановна благоговейно слушала своего «брата» по секте и кивала головой. А «брат» Петр будто мед лил на сердце — говорил и протяжно, и сладко. Эта его речь и весь облик действовали на нее странно успокаивающе. Соколова никак не могла собраться с мыслями и только беспрестанно повторяла:

— Истинно, брат Петр...

— ...Значит, богу угодна жертва, — заканчивал «святой».

— Истинно, истинно, — шептала притихшая Мария Степановна и вслед за проповедником начинала молиться. В начале молитвы она пыталась думать, каким образом ей удастся принести эту жертву, но певучий голос «брата» совершенно гасил ее сознание:

— ...Пришла женщина с алавастровым сосудом мирры из нарда чистого, драгоценного и, разбивши сосуд, возлила ему на голову...

Соколова раскачивалась в такт молитве, и у нее мелькали отрывочные мысли: «Может, муж согласится отдать деньги? Нет, не отдаст. Тогда...» Дальше она не хотела думать, все ее существо начинало протестовать против этих мыслей.

Нестерец уже давно ввел в своей секте закон: он, как духовный отец, должен знать материальное положение каждого члена общины. И теперь ему не давали покоя солидные сбережения Соколова, накопленные им за всю жизнь. «Почти двадцать тысяч...» — часто думал «святой», и у него рождались планы, один коварнее другого. «Сестра» Мария согласилась отдать эти деньги «во славу Христа». Но как только она заикнулась о них мужу, тот опять накричал на нее и запретил всякие разговоры на эту тему.

Мысли о двадцати тысячах изо дня в день не давали спокойно спать главарю общины. И вот он задумал рискованное, но, как ему казалось, верное дело. В течение пяти месяцев склонял он на это дело Марию Степановну. Паук плел тонкую паутину, опутывая и затуманивая сознание женщины. Наконец она согласилась. Наступил решающий день...

Мария Степановна встретила мужа после работы у бухгалтерии леспромхоза и, сказав, что ей захотелось прогуляться по лесу, вместе с ним отправилась домой. Как и было рассчитано, Нестерец встретил Соколовых на дороге при выходе из леса сразу после того, как мимо них в обычное для него время проехал на «МАЗе» шофер Усик. Огромным скачком Нестерец прыгнул из-за дерева к Василию Спиридоновичу и обрушил на его голову могучий удар кастетом. Сбив с ног ударом по лбу и его жену, он наклонился над ней и, как змея, прошипел:

— Так было угодно богу. Вас сбила машина.

Перед глазами Марии Степановны замелькали кровавые пятна, и она потеряла сознание, а когда очнулась, перед ней стоял дорожный мастер Чернышев.

— Машина, машина... — простонала она.

Все вышло по-задуманному. Вступив в наследство (дочери отказались от него в пользу матери), Соколова передала деньги своему «благодетелю», но в конце концов простые человеческие чувства, вызванные в ней стараниями Кузнецова, взяли верх...

— Именем Российской Советской Федеративной Социалистической Республики...

Зал облегченно вздохнул, когда услышал, что Соколова приговаривается к условной мере наказания,