— Не скажете, что это такое? Спятить можно! Придя в себя, я ответила правду и только правду:

— Мой зуб. Откуда это у вас?

— Нет! — загремел капитан Леговский, и у меня создалось впечатление, что он с трудом удержался от того, чтобы грохнуть кулаком по столу. — Это вы будьте любезны сообщить, откуда ваш зуб взялся у человека, утонувшего в канадском озере! Многое приходилось видеть мне в жизни, но эти безобразия, которые вы себе позволяете...

— Минутку, сейчас все объясню, зачем так кипятиться? Просто непонятно, как у Михалека мог оказаться мой зуб.

— Кто такой Михалек?

— Михал Латай. Тот самый утопленник.

Оба с капитаном мы старались взять себя в руки и говорить спокойно. Он явно прилагал сверхчеловеческие усилия, чтобы не скомпрометировать перед подозрительной бабой исполнительную власть народной Польши, вроде бы даже раза два скрипнул зубами. Впрочем, за последнее не ручаюсь, я сама была потрясена, могла и не то услышать.

— Из сказанного вами следует, что вы знаете, кто там у них утопился? — наконец прозвучал вопрос, заданный почти спокойным голосом.

— Конечно, знаю. То есть думаю, что знаю, я его опознала по снимку в канадской газете, лично же я его не знала, хотя не совсем так, можно сказать, что довелось и в натуре видеть Михалека, когда он лежал на полу в моей квартире без сознания, но это было давно...

Капитан Леговский на мгновение прикрыл глаза, стиснул зубы, удерживая какие-то рвущиеся наружу слова, открыл глаза и скомандовал:

— Отвечать на вопросы! С толку не сбивать! По порядку! Сначала зуб. Откуда он у вас?

— От рентгена. То есть... Десять лет назад мне пришлось сделать рентгеновский снимок зуба. А что? Закон запрещает?

— Не отвлекаться! Десять лет назад?

— Десять лет.

— И все это время вы его носили с собой?

— Носила. А что, закон запрещает?

— Не отвлекаться! Зачем носили? Зачем десять лет таскать с собой повсюду старый зуб?

— И не такой уж старый, младше меня. А таскала не специально, просто завалялся в косметичке. Видите же, какое это маленькое. Я много чего таскаю с собой годами. Могла бы и легкие двадцатилетней давности таскать, но они большого формата... Не понимаю, почему это вас так удивляет?

— Удивляет... Вы правы, меня это несколько удивляет.

А меня такие придирки стали раздражать.

— Если хотите, могу показать содержимое сумки, мне самой интересно. Не думаете же вы, что я каждую неделю навожу в ней порядок? Делать мне больше нечего! И вообще, не кажется ли вам, что мы несколько уклонились в сторону? Сами требуете коротко и по делу, а сами...

На разминку все-таки ушло порядочно времени, но в конце концов капитан примирился с моим зубом и занялся несчастным Михалеком.

Я рассказала все, что о нем знала, рассказала о событиях в далекой Канаде, и все время меня не покидало чувство недоумения. Почему меня не спрашивают о главном? Ну хорошо, труп тоже дело важное, но вряд ли они больше ничего не знают. Тогда почему же меня не спрашивают?

Я закончила ответ, наступила пауза. Капитан ее нарушил неожиданным замечанием:

— Гоболу наверняка убили не вы. А вот что касается Манфреда Хилла, тут на вас падает подозрение. Зачем вы вообще туда поехали? Зачем полезли в дом к Хиллу?

— А вы откуда знаете? — удивилась я. — Канадские коллеги информировали?

— Канадские коллеги не имеют привычки информировать нас о деталях своего расследования. Представьте, мы и сами умеем сопоставлять факты. Нам известно о связи Гоболы и Хилла, о чем вы наверняка знаете больше нас. Сразу же после убийства Гоболы вы отправились в Канаду. Зачем?

О, похоже, сворачивает куда следует. Может, так и до главного доберемся? Подожду, пока сам не проявит инициативы. Поэтому ответила уклончиво:

— В Канаду мне надо было отвезти свою мать, она жаждала повидать правнучку. И уверяю вас, в Канаду я поехала бы независимо от состояния здоровья пана Гоболы, это легко проверить. Когда его убивали, у меня уже давно был и загранпаспорт, и виза, и даже билет. И может, хватит ходить вокруг да около, не лучше ли начать с начала?

Вытянув один из ящиков стола, капитан достал из него блокнот, раскрыл и сухим официальным голосом поинтересовался:

— Флориан Гонска?

— Что Флориан Гонска? — не поняла я.

— Что вы о нем знаете?

— Первый раз слышу. Кто это? Не отвечая, капитан принялся называть следующие фамилии:

— Ярослав Пентковский?

— Не знаю.

— Влодзимеж Треляк? Зенон Клуска?

— Взяли бы лучше телефонную книгу, там тоже большинство фамилий мне незнакомы. При чем тут все эти гонски и клуски?

— Нет, с вами невозможно говорить спокойно! — опять вышел из себя капитан. — Сами же хотели с самого начала. А первым был Флориан Гонска.

— Неправда! — возразила я. — Первым был Гобола.

Вот с этого и началось ознакомление друг друга с самыми истоками нашей исторической и криминальной аферы...

В 1949 году старший сержант милиции Роман Вюрский торопился по делу, быстро шел по улице, как вдруг распахнулась дверь какого-то дома и прямо в объятия сержанта кинулась женщина с громким криком: «Муж!.. Там!.. Убит!..» Поняв, что толку от женщины в таком состоянии не добиться, старший сержант выпустил ее из объятий и бросился в дом. Пробежал по коридору, ворвался в комнату...

Флориан Гонска лежал на полу лицом вниз. Впрочем, неизвестно, было ли лицо, вся голова представляла сплошное кровавое месиво. Валявшиеся тут же куски массивной хрустальной вазы свидетельствовали о том, что удар был нанесен с чудовищной силой. В комнате царил страшный беспорядок, и не сразу старшему сержанту удалось установить — беспорядок производился не сам по себе, убийца или убийцы чего-то искали. Или они нашли искомое, или их кто-то спугнул, во всяком случае остальные комнаты и кухня сохраняли обычный вид.

Хотя старший сержант Вюрский в милиции работал совсем недавно (его туда направили после демобилизации из армии), но действовал грамотно: запер двери помещения, где было совершено убийство, из толпы, моментально собравшейся у дома, выбрал посланца, велев ему немедленно сообщить о случившемся в комендатуру милиции, а сам занялся приведением в чувство пани Гонско-вой, вылив ей на голову ведро воды. Все было сделано правильно, все привело к желаемым результатам, и уже через час расследование шло полным ходом.

Предположение о том, что супруга убитого выразила свои чувства к последнему с помощью хрустальной вазы, было сразу же опровергнуто. У пани Гонсковой было железное алиби. Смерть флориана Гонски наступила часа три назад, супруга же его все это время провела в очереди к зубному врачу, со скандалом отстаивая свое место в упомянутой очереди, что очень хорошо запомнилось другим пациентам, которые и подтвердили ее алиби. В числе свидетелей оказались такие официальные лица, как помощник прокурора и ксендз.