Он не предвидел другого. Этого стыда, сводящего внутренности, этой боязни чужого взгляда, которая заставила его спрятать собственные глаза за черными очками. Он потерпел поражение. Как ни оценивай случившееся, он оказался неуспешен в качестве агента влияния, а следовательно, и как торговый представитель: ведь люди, подвигнувшие его на сотрудничество с лабораторией «Дельта», были те же самые, благодаря которым он получил назначение на должность! Если бы он был самураем, ему оставалось бы только сделать харакири. Вместо этого он зачем-то отягощал собою специальный самолет…

На самом деле тяжелое внутреннее состояние Гросса было обусловлено конфликтом между двумя важными составляющими его кредо: унаследованной от предков честностью и всосанным с молоком матери американским стремлением к успеху. Попытка совместить то и другое привела к поражению на обоих фронтах. Однако если поражение в качестве торгового представителя США в России выглядело окончательным и непоправимым, то относительно честности дела обстояли не так уж фатально. Мало ли честных людей совершали неблаговидные поступки, чтобы никогда в дальнейшем их не повторять? Вряд ли когда-нибудь еще неподкупного Дэвида Гросса внешние обстоятельства вынудят к поддержке бизнеса, связанного с запрещенными лекарственными препаратами. Он просто вернется к прежним занятиям — и снова сможет безбоязненно смотреть людям в глаза. Почему бы не начать немедленно? Снять эти нелепые очки — ведь он все равно не спит. Ну же, Дэвид! Соверши усилие воли!

Стюардесса обратила внимание на то, что пассажир, с начала полета погруженный в сон, проснулся и смотрит в иллюминатор. На лице у него написано раздражение, словно он пытается заставить себя сделать что-то очень трудное, если не совсем невозможное… К примеру, с помощью волевого усилия почувствовать себя счастливым.

— А мы-то им верили, — убитым голосом изрек печальное заключение Валентин Муранов.

Все «спортивные старички», когда их привлекли к даче показаний по делу о распространении анаболиков, к которому была причастна лаборатория «Дельта», отозвались на это некоторым нервным потрясением, включавшим в себя несколько этапов. Первый этап — тотальное отрицание: этим честным, хотя и пострадавшим от столкновений с людям было трудно, практически невозможно поверить, что их благая деятельность могла обернуться во зло. Они утверждали, что все это уголовное дело — клевета на «Дельту», затеянная теми самыми людьми, которые заинтересованы в распространении анаболических стероидов.

— Все это происки спортивного российского руководства! — громче всех кипятился Давид Коссинский. Этот все еще красивый, широкоплечий гигант с возрастом погрузнел, а суждения его стали еще безапелляционнее, чем в молодости, когда в интервью родимым советским газетам он вставлял традиционные тогда выпады в адрес буржуазных поджигателей войны. — Спортивная мафия, а что вы хотите? Знали, что «Дельта» вставляет им палки в колеса, так не нашли ничего лучшего, как обвинить ее в полной ерунде… Да, да! Ничем, кроме ерунды, такие умозаключения я признать не могу!

Потом, по мере того, как агентам «Дельты» предъявляли все новые и новые доказательства, что возглавлявшие секретную лабораторию Стефан Шварц и Алекс Карполус вовсе не радели о чистоте побед российских спортсменов, а преследовали свои корыстные цели, настроение их менялось от боевого к подавленному.

«Но ведь мы ничего плохого не делали, — защищали свое нравственное спокойствие Шашкин, Коссинский, супруги Мурановы, — мы помогали изобличить тех, кто действительно принимал запрещенные стимуляторы. Разве это плохо?» Когда же у них не осталось сомнений в том, что они стали пешками в чужой игре, где спортсменам, которых они изобличали, отводилась роль заранее намеченных жертв, они дружно впали в депрессию. Теперь их приходилось не убеждать и обвинять, а утешать. Однако утешения плохо помогали перед лицом беспощадных фактов.

— Подумать только, — казнил себя Ярослав Шашкин, — ведь это я сразу после того, как Александр Борисович Турецкий приходил ко мне домой, позвонил Карполусу! Делился приятной новостью, что наконец-то Генпрокуратура взялась за убийц Паши и Наташи, спрашивал, не может ли это быть провокацией со стороны мафии, которая распространяет анаболики… На самом деле ведь это я им проболтался о том, что посоветовал Александру Борисовичу поговорить с Давыдовым! Значит, это я виновен в лужниковском покушении… По глупости, все по глупости. Как если бы своими руками его подстрелил…

На это возразить было нечего. И впрямь, стремительность, с какой Давыдова пытались убрать, указывает, что звонок Шашкина послужил сигналом для главарей «Фармакологии-1». И если Тихон Давыдов понемногу выздоравливает и заново учится ходить, то Глазырин и его телохранитель погибли, даже не узнав, что стало причиной их гибели…

Софья и Валентин Мурановы обвиняли себя в чрезмерной привязанности к материальным благам.

— Может быть, если бы мы как следует обдумали предложение «Дельты», — вспоминала Софья, — то заподозрили бы, что дело здесь нечисто. Но они нам замазали глаза своими деньгами! Знаете, не так-то легко сидеть на мизерной пенсии, после того как привычка пользоваться совсем иным уровнем жизненных благ вошла в плоть и кровь. К тому же у нас сын, внуки… Так что не будем врать: на предложение «Дельты» мы накинулись, как голодные евреи на манну небесную. Надо принять еще во внимание, что мы были вынуждены уйти с тренерской работы из-за проклятых анаболиков! Понятно, что хотелось отомстить…

— Но это нас не оправдывает, — припечатывал Валентин. — Жажда мести и денег до добра не доводит. Теперь мы в этом на своей шкуре удостоверились.

Относительно материальных благ супруги Мурановы даже после сокрушительного падения «Дельты» могли не беспокоиться: скандалы, связанные с анаболиками, неожиданно оживили интерес к чете бывших тренеров в компетентных кругах, и один спортивный клуб, не входящий в десятку самых перспективных, выразил желание пойти на риск, приняв Мурановых на работу. Судя по всему, руководство клуба поступило согласно поговорке «Плохой прессы не бывает», решив, что мурановская слава, пусть даже с отрицательным душком, способна привлечь сюда дополнительное число людей.

Будущее остальных агентов «Дельты» терялось во мраке неизвестности. В целом, ушедшие на покой обломки спортивного величия потеряли в этой истории даже больше, чем те молодые спортсмены, чье восхождение к пьедесталу почета было прервано на основании обнаружения в крови запрещенных веществ. Молодость гибка, она обладает обширным резервом сил, позволяющим начать все сначала. Что же остается старости? Воспоминания о безупречно прожитой жизни и незапятнанная честь. Но даже этого лишились пожилые люди, которые считали, что по указке Шварца и Карполуса совершают благое дело…

Денису Грязнову и Александру Борисовичу Турецкому было жаль этих людей, в чьей честности, соединенной с наивностью, они успели убедиться. Но помочь им они ничем не могли. В конце концов, они сыщики — и не более.

В соответствии с календарным распорядком лето сменилось осенью, но погода стояла прежняя, так что никто этого не замечал — разве что первоклашки, которые бежали в школу, подпрыгивая и потряхивая новенькими ранцами. Территория наркологической клиники в свете лучей первого осеннего, все еще жаркого солнца выглядела обворожительно, она располагала к созерцательности и творческому отдыху, точно помещалась не вблизи Зеленого проспекта, а где-нибудь в Венском лесу, даже безобразие типовых серых корпусов и тюремного забора как-то скрадывалось.