Эта радостная улыбка у него на лице… В сердце Имоджен словно бы вонзился кинжал.

— Я готов дать ответ прямо сейчас. Я хочу, чтобы мы…

Она заставила Тристана замолчать, прижав пальчик к его губам.

— Подожди, пока я не скажу правду, которую ты так жаждешь услышать, — вздохнула Имоджен. — Тристан, мне кажется, я беременна.

Его лицо окаменело.

— Это точно?

— Нет, — осторожно ответила Имоджен. Он уже успел пообещать ей любовь и защиту, но даже предположить, какой будет его реакция на это заявление, она не могла. — У меня нет опыта в таких делах, и я не хочу обращаться к матери. Ты единственный, с кем я поделилась своими подозрениями.

— И ты думаешь, что дитя зачато Норгрейвом, — без лишних околичностей закончил он.

— Такая возможность существует, — проговорила Имоджен голосом, который даже для нее самой прозвучал слишком хрипло. — Он последний, кто…

Тристан жестом попросил ее замолчать. Он встал и начал мерить комнату шагами. В глазах его метался гнев, но Имоджен понимала, что направлен он не на нее.

Наконец Блекберн остановился и посмотрел на девушку сверху вниз:

— Когда у тебя в последний раз были месячные?

Имоджен вздрогнула от такой нескромности.

— Не знаю. — Она вскрикнула, потому что он схватил ее за руки и заставил встать. — Может, на той неделе, когда мы приехали в Лондон. Столько всего происходило, и я просто не обратила внимания, хотя следовало…

Герцог кивнул с отсутствующим видом.

— Значит, этот ребенок — мой.

— Но ты же не можешь знать наверняка… — Возмущенным, злым взглядом он заставил ее проглотить все возражения. — Ты сказал, что мы должны говорить друг другу правду, Тристан. И не проси, чтобы я делала вид, будто в доме твоей матери не произошло ничего страшного. Ты знаешь, что ребенок может быть от Норгрейва.

— Я ничего не забыл!

Тристан почти кричал на Имоджен. Он не отпустил ее рук, когда она попыталась вырваться. Его пальцы сильнее сжали девичьи запястья, стараясь, впрочем, не сделать ей больно.

— Послушай меня, Имоджен! Ты ворвалась в мою жизнь, околдовала меня, свела с ума. Я вел себя неосмотрительно и совершил много глупостей, когда это касалось тебя. Я был неосторожен, когда лишил тебя девственности и все последующие разы, когда мы занимались любовью. Так что если ты вправду беременна, то это мое дитя спит сейчас в твоем лоне. Я готов поставить на это свой титул в придачу с имуществом.

— Можешь ли ты понять, как трудно для меня это? Я очень хочу, чтобы ребенок был твой! — крикнула она, потому что сдерживаться уже не было сил. — Я отдала бы все… все что угодно… лишь бы в том не было сомнений!

Тристан обхватил ее лицо ладонями и мягко прижался лбом к ее лбу.

— Дорогая, как давно ты носишь на сердце этот груз?

— С той ночи, когда это случилось, — пробормотала Имоджен, которую такая внезапная нежность растрогала до слез. — Он сказал, что подобное может случиться, и страх запал мне в душу. Он говорил и много чего другого…

Она не могла заставить себя посмотреть в глаза Тристана.

— Дай угадаю! Норгрейв сказал, что я брошу тебя, как только узнаю, что ты беременна! — проговорил он презрительно, словно бы сплевывая каждое слово.

— Да.

— Имоджен, мерзавец лгал тебе! Это он повел бы себя так, если бы узнал, что его любовница забеременела от другого. Он не смел говорить от моего имени и больше этого никогда не сделает! — Тристан прижал ее к своей груди. — Нужно было сказать мне о ребенке раньше.

— Я не уверена, но есть признаки, — пробормотала Имоджен, прижимаясь щекой к обнаженному мужскому торсу.

— Значит, стоит поспешить со свадьбой. — Герцог успокаивающе погладил девушку по спине. — Мечтаю поскорее увидеть, как ты округлишься, нося под сердцем мое дитя.

Имоджен чувствовала, что Тристан все еще злится на маркиза, но у него хватило выдержки подавить неприятные эмоции, потому что она нуждалась не в них, а в утешении.

— А если ты ошибаешься?

— Я не ошибаюсь, Имоджен. Ты так и не поняла. — Во взгляде Тристана она прочла нетерпение, когда он положил ладони на ее живот. — Я заявляю, что ребенок — мой. Любой, у кого хватит дерзости усомниться в этом, станет моим врагом, и я его уничтожу. Наш сын ни на секунду не почувствует сомнение в том, что я его отец!

— Так значит, ты убежден, что я ношу под сердцем наследника? — спросила она, ощущая, как на душе становится легче, — столько уверенности было в этом торжественном заявлении.

— Конечно! — последовал безапелляционный ответ.

Глядя на нее с обожанием, он потянулся к пуговицам на корсаже платья.

— А если ты сейчас не беременна, то очень скоро будешь!

— Но ты же не собираешься… Мы же не станем… Не сейчас, когда в доме полно слуг! — попыталась возразить Имоджен, однако герцог ее больше не слушал.

— Я собираюсь, и мы очень даже можем! — ответил он твердо.

Складывалось впечатление, будто Тристан решил для себя, что единственный способ развеять ее сомнения — это заманить снова к себе в постель. Имоджен подозревала, что таков был изначальный план, когда он привел ее в свою спальню.

В полнейшем молчании он раздел ее. Руки мужчины двигались умело и уверенно, словно Тристан полжизни провел, раздевая женщин, что, скорее всего, соответствовало истине, как бы Имоджен не хотелось верить в обратное. Она посмотрела на свои ноги. Слава богу, кровоподтеки на теле исчезли. Когда он закончил, девушка почувствовала себя очень уязвимой. И это было бы глупо — стоять перед ним оголенной, если бы расстегнутый гульфик не обнажал его возбужденное естество. И ежели у нее оставались возражения, то он быстро их развеял, сняв с себя все до нитки.

Имоджен коснулась желтой отметины у него на ребрах, которая еще не успела исчезнуть. Он пострадал больше, чем хотел показать, когда пришел к ней в спальню после встречи с… Нет, она не позволит этому ужасному человеку вмешиваться в их отношения!

По нарастающему возбуждению в полуприкрытых глазах Тристана девушка поняла, что он полностью сосредоточен на ней. И на том, что он хочет с ней сделать.

— Любовь моя! — со вздохом прошептала Имоджен.

— Скажи это снова! — попросил он, приближаясь настолько, что она ощутила жар его тела.

Великолепное мужское орудие налилось силой, и его толстый округлый венец касался ее живота, порождая дрожь во всем теле.

Она, вздохнув, повторила:

— Любовь моя…

— И ты моя любовь! — С этими словами он наклонился и едва ощутимо поцеловал ее в губы. На лице его отражалась интенсивность испытываемых эмоций. — Мое сердце. Моя любовь. Мне следовало бы говорить эти слова чаще, а я предпочитал выражать чувства с помощью тела, считая, что этого достаточно. Если бы я поступал как дóлжно…