Он не отводит напряженного взгляда, и я против своей воли сжимаюсь в кресле.

– Почему я должен тебе доверять? – наконец спрашивает он.

– А почему я должна доверять вам? Вы можете взять и убить меня сразу после операции.

Он молча кивает, как будто такая мысль приходила ему в голову, и у меня обрывается что-то в животе. Ужасно думать, как мало значит для него моя жизнь. Он мог бы убить меня не задумываясь.

– Я могу спасти вашего племянника, мистер Шаббар. Но только если вы спасете моего сына.

– Вот как, мы теперь торгуемся? – отвечает он, и по его губам расползается усмешка. – А я-то думал, что ты будешь делать ему операцию, чтобы я не пустил тебе пулю в лоб.

Я вспоминаю прикосновение холодного металла ко лбу и с усилием сглатываю.

– Мой сын – это все, что меня заботит.

Он смотрит на меня некоторое время. Я слышу тиканье часов на стене и медленное шипение кислородного баллона, наполняющего воздухом легкие пациента.

– Хорошо, – в конце концов говорит он. – Сделай операцию, и мы найдем твоего сына.

Сердце у меня подпрыгивает. Я открываю рот, чтобы поблагодарить его, но он снова начинает говорить.

– Ты понимаешь, что будет с тобой и твоим сыном, если мой племянник умрет?

Он нас убьет.

Я молча киваю, понимая, что сейчас просто обменяла одну угрозу на другую.

Но так, по крайней мере, у нас с Заком есть шанс.

– У кого Зак? – спрашиваю я. – Кто с нами это сделал?

– Это наши конкуренты, Волковы. Влияние Ахмеда помогло нашему бизнесу, но ударило по ним. Это их ответ, они явно рассчитывали, что, использовав тебя, выйдут сухими из воды.

То есть мы с Заком для них не более чем способ сравнять счет?

– Когда вы сможете его спасти? Он в опасности, он еще такой маленький… Он так напуган…

– Зависит от операции, – прерывает меня он. – Чем скорее ты ее проведешь, тем скорее получишь сына. Так что все в твоих руках.

Я беспомощно смотрю на него, пытаясь придумать выход из тупика, в который сама себя загнала. Я не могу провести стихийную операцию вне графика, особенно не оставив отметок об этом. Мне нужны операционная, команда, препараты. Я даже не должна появляться на территории больницы, мое присутствие там уже будет тревожным сигналом.

Фахим смотрит на меня в ожидании. Я бросаю нервный взгляд в сторону пациента и пытаюсь отговорить себя от того, что собираюсь сделать. Повторяю про себя то, что твердила себе, прежде чем оказалась в этой комнате.

Делай все, что они скажут. Все что угодно, лишь бы выбраться отсюда. От этого зависит жизнь Зака.

– Сегодня, – вырывается у меня. – Мы сделаем это сегодня.

Медсестра быстро поднимается с места и говорит что-то на незнакомом мне языке. Фахим поднимает руку, заставляя ее замолчать и не отрывая от меня взгляда.

– Ваш племянник уже находится в большой опасности, – говорю я как можно более авторитетным тоном. – Ему не прожить в таком состоянии дольше недели. Операцию нужно было провести давно. Чем быстрее мы это сделаем, тем выше шансы, что он выживет.

И тем быстрее я получу назад своего сына.

Он смотрит на меня мучительно долгим взглядом, и я не отвожу глаз, стараясь не сломаться под таким давлением.

Медсестра снова начинает говорить, глядя Фахиму в спину.

– Нам придется ей доверять, – говорит он по-английски. – Она наша единственная надежда.

Мне на глаза набегают слезы облегчения.

Я представляю себе, что, когда все это закончится, Зак вернется домой. Я не знаю, как я собираюсь это сделать, но, как только завершится операция, Шаббары разберутся с похитителями, все они исчезнут из наших жизней, а инспектор Конати отстанет от меня, увидев, что Зак в безопасности. Мне останется только надеяться, что расследование в больнице закончится в мою пользу. Но вдруг меня начинает снедать еще одно сомнение. Осталось решить один вопрос.

– Есть еще кое-что, – говорю я и бросаю взгляд на медсестру, стоящую у кровати. – Но мы должны обсудить это без свидетелей.

Фахим поворачивается к женщине и говорит ей что-то на своем родном языке. Она бросает на меня неприязненный взгляд и безмолвно выходит из комнаты.

Только когда дверь за ней закрывается и мы остаемся одни в комнате, где спит пациент, я могу заговорить.

43

Марго

Вторник, 9 апреля 2019 года, 22:30

Я стою перед этими людьми в темноте и дрожу, чувствуя, как до сих пор жжет щеку: Джекс ударил меня, чтобы я замолчала. Я довольно сильно упала и ободрала щеку об асфальт. Падение пришлось на локоть; завтра он будет иссиня-черного цвета.

Они не спускают с меня глаз.

Прошло уже, наверное, часа два с тех пор, как забрали Анну. Сначала я решила, что они увезли ее, чтобы убить, и уже представляла себе каждый из способов, которым она умерла, дрожа на холоде и думая о том, когда они наконец убьют и меня тоже. Но по мере того как шло время и моя паника стихала, я начинала понимать, что если бы им нужно было от нее избавиться, то они вряд ли оставили бы меня стоять здесь. Они бы и со мной разобрались. Но мы все ждем.

Мне нужно в туалет, в горле у меня сухо, как в пустыне. Около часа назад я спросила, можно ли мне сесть в машину, чтобы не мерзнуть, но они просто продолжали молча на меня смотреть. И с тех пор я стою, дрожа и выкуривая одну сигарету за другой, – земля вокруг моих ног уже усеяна бычками.

Я слышу рев мотора за спиной и оборачиваюсь. На дороге подпрыгивают на ухабах два луча от фар.

Это она. Они привезли ее обратно. Или, может быть, уже ее убили и едут за мной.

Машина доезжает до конца дороги, резко сворачивает влево, как будто должна объехать здание, и внезапно останавливается. Сердце у меня падает. Это не та машина, на которой увезли Анну, это «Порш-Кайман» с прошлогодними номерами. Тоже краденый.

Из машины вылезают Дэмиен и Рик.

Вот черт.

– Ты что здесь делаешь? – спрашивает Дэмиен, направляясь ко мне. Рик быстро идет за ним следом.

– Эй, – говорит Дэмиен, приблизившись. – Я тебе вопрос задал.

Его глаза едва не вылезают из орбит от злости. Он замечает синяк у меня на щеке и сразу же оборачивается к одному из моих охранников.

– Ты это сделал?

– Джекс, – говорит тот, что стоит слева. – Она мешала.

Он снова смотрит на меня, трясясь от ярости.

– Что значит «мешала»?

– Долго объяснять, – отвечаю я.

Он хватает меня за руки.

– Я тебе говорил сюда не возвращаться.