— О, — только и сказал он, открыв дверь. — Это вы.

— Да. Я принесла вашу тетрадь. Можно войти?

— Конечно.

Впуская ее, он оглядел коридор и заметил, как мис­сис Кнопфльмахер втянула голову в дверь своей квар­тиры, как черепаха в панцирь. Иоланда остановилась в центре гостиной и огляделась.

— Здесь мило, — заметила она. — Должно быть, сто­ит целое состояние в этом районе.

Он объяснил, что Урсула не хозяйка квартиры.

— Теперь она, наверное, могла бы позволить себе купить ее, но какой смысл. Я уведомил, что она съедет. Не желаете чашку чая?

Иоланда прошла за ним в кухоньку и села за ма­ленький стол, покрытый жаропрочным пластиком. Поставив чайник на огонь, Бернард сел напротив. Дневник лежал между ними, как повестка дня.

Оказалось, что звук его подъехавшего автомобиля разбудил Иоланду. Она услышала, как хлопнул клапан почтового ящика, и пошла посмотреть, что там такое. Взяла дневник в кровать и прочла, не отрываясь, до конца.

— А потом, сегодня утром, я прочитала его еще раз. Никогда не слышала более грустной истории.

— Ну, я бы так не сказал, — запротестовал он.

— Я имею в виду английскую часть, — пояснила она. — Рассказ про Гавайи был повеселее. Мне очень понравился случай с потерянными ключами. А когда я читала про себя... — Она улыбнулась. — Это, разумеет­ся, была самая интересная часть.

— Когда я писал о вас, я даже и не думал, что вы ког­да-нибудь это прочитаете.

— Знаю. Потому дневник и кажется таким правди­вым. Он написан не для того, чтобы произвести впе­чатление. Он абсолютно честный. Я всегда знала, что вы честный человек, Бернард. Как раз это я и говорю в дневнике, верно? — Она похлопала по жесткой си­ней обложке. — «Я почему-то не сомневалась, что вы честный человек. Таких осталось немного». —

Она снова засмеялась. — Читаешь про себя как про героиню романа. Или словно смотришь любитель­ское видео, когда тебя снимали без твоего ведома. Например, когда вы описали меня входящей в Банья­новый дворик в «Моане», как я осматриваюсь, а по­том иду к вам, как вы это назвали, «летящей спор­тивной походкой». Вот уж не думала, что я лечу при ходьбе, но думаю, вы правы. И я скажу вам еще вот что, тот кусок в конце, там, где мы идем под деревья­ми около зоопарка...

— Это было глупо с моей стороны, — перебил Бер­нард — Я хотел, чтобы вы прочли это и поняли, поче­му я так странно себя вел.

— Нет, вы были правы, — сказала Иоланда. — Я дей­ствительно хотела вас поцеловать.

— О, — произнес Бернард. Он опустил глаза, рас­сматривая свои ладони. — Но луна... вы сказали, что хо­тели, чтобы я посмотрел на луну.

— Это был всего лишь предлог, чтобы дотронуться до вас, — сказала Иоланда и, протянув руку, накрыла ладонью ладонь Бернарда.

Последовала продолжительная пауза, нарушенная упреждающим свистком чайника. Бернард умоляюще посмотрел на Иоланду, и она с улыбкой отпустила его. Выключая газ, он осознал, что она тоже поднялась, и, когда он повернулся, уже стояла перед ним, вытянув­шись в струнку, — такой он запомнил ее, глядя из зад­него окна санитарной машины в то первое утро в Вай­кики, только теперь она не хмурилась, а руки были не опущены, а протянуты к нему.

— Иди сюда, Бернард, — произнесла она, — и пода­ри мне этот поцелуй.

Он сделал нерешительный шаг, другой, и она взяла его за руку и притянула к себе. Он почувствовал, как Иоланда обвила его плечи руками и погладила его по затылку. Он неловко обхватил ее за талию, и Иоланда уютно прильнула к нему всем телом. Сквозь тонкую ткань своей рубашки и ее хлопчатобумажного платья он ощущал жар ее груди. Он почувствовал, как напряг­ся его пенис. Они поцеловались.

— Ну вот, было не так уж плохо, а? — пробормотала Иоланда.

— Да, — хрипло ответил он, — это было очень при­ятно.

— Хочешь заняться любовью?

Он покачал головой.

— Почему нет?

— Я не знаю как.

— Я могу тебя научить. Могу показать как. Я могу вылечить тебя, Бернард, я знаю, как это сделать. — Она взяла его за руки и сжала их.

— Почему ты хочешь это сделать?

— Потому что ты мне нравишься. Потому что мне тебя жалко. Показывая мне свой дневник, ты взывал о помощи.

— Я не думал об этом с такой точки зрения. Я думал, что это... ну... объяснение.

— Это был крик о помощи, и я могу тебе помочь. Доверься мне.

Снова воцарилась долгая тишина. Он смотрел на их переплетенные руки, зная, что Иоланда пристально вглядывается в его лицо.

— И мне тоже нужно немного любви, — уже мягче сказала она.

— Хорошо, — наконец согласился он.

Словно на протяжении всей своей жизни он задер­живал дыхание или сжимал кулак, а теперь наконец-то решился выдохнуть, расслабиться, освободиться, не заботясь о последствиях, и это было таким облегчени­ем, такой стремительной переменой в работе всего его организма, что на секунду у него закружилась голова. Он качнулся и слегка пошатнулся, когда Иоланда обня­ла его.

— Только не здесь, — сказал он.

— Но мы не можем поехать ко мне, скоро вернется Рокси. А чем здесь плохо?

— Не в этой квартире. Я буду чувствовать себя не­ловко. Это как-то неправильно.

Иоланда как будто поняла его сомнения.

— Тогда нам придется снять номер в гостинице, — согласилась она. — В Вайкики это нетрудно, но может оказаться недешево.

— У меня уже есть номер в гостинице, — сказал Бер­нард, вспомнив о квитанции-броне в своем «Тревелкомплекте».

Они отправились прямиком в «Вайкики серфрайдер», и пока он вел переговоры с администратором, Иолан­да ждала в гостиничном кафе.

— Надеюсь, ты не думаешь, что мы сегодня сразу же займемся сексом.

Это было первое, что произнесла Иоланда, когда они оказались вдвоем в комнате 1509, и рассмеялась при виде выражения его лица — что-то среднее, как она сказала, между разочарованием и облегчением, «как у того француза из анекдота в твоем дневнике».

— Если нет, — откликнулся он, — то я не уверен, что мы вообще когда-нибудь начнем. Очертя голову под­чиниться моменту — по заказу это не делается.

— Что с головой?

— Это строчка из стихотворения.

— Забудь на время о поэзии, Бернард. Поэты — ро­мантики. Давай будем практичными. Причиной того, что у вас с Дафной ничего не получилось, ну, во всяком случае, одной из причин стало то, что ты торопил со­бытия. Ты пытался одним махом перейти от полной невинности к разнузданному траху. Извини, тебя это слово не коробит?

— Немножко.

— Ладно, я не буду его употреблять. Стандартная практика секс-терапии состоит в том, чтобы посове­товать человеку или паре, у которой есть какие-то проблемы, пройти весь курс постепенно, деля его на простые этапы. Даже если они занимаются сексом много лет, им говорят, чтобы они вернулись к началу и прошли все заново, словно никогда до этого сексом не занимались. На первом этапе лишенные эротики поцелуи и прикосновения, затем чувственный мас­саж, интенсивный петтинг[88]и так далее. В идеале это растягивают на несколько недель, но поскольку мы таким временем не располагаем, придется на каждый этап отводить один день. Согласен?