Она втянула в себя воздух.

«Найдутся люди, которые его укроют», – сказала она себе.

Насколько она может судить, Психи в Городе ненавидят смотрителей и не станут звонить по «горячей» линии. Коул просто где-нибудь спрячется, пока все не уляжется, а потом отправится к «просветителям». Когда она немного успокоилась, направление ее мыслей изменилось. Если его разыскивают все смотрители Лондона, он не сможет рисковать и возвращаться в комнату в Форест-хилл. Он там сегодня вечером не появится. Он не узнает, что ей не удалось выбраться из «Трех мельниц».

Она согнулась, зажимая голову коленями, и заставила себя дышать ровно. Ее лицо лихорадочно горело. Как ей отсюда выбраться?

Через несколько мгновений она проковыляла обратно к окну. Ей надо попытаться еще раз поговорить с Джаспером и заставить его вспомнить ее и себя, чтобы они вместе смогли придумать, что можно сделать.

Минуты ползли мучительно медленно, пока Ана дожидалась, когда он вернется с завтрака. Наконец, когда санитары уже разделили пациентов на группы, чтобы развести обратно по студиям, Джаспер появился. Увидев, что она направляется к нему, он поспешно наложил на себя отвращающее зло крестное знамение. Она поняла: какие бы решения ей ни предстояло принять – признаться психиатрам в том, кто она такая на самом деле или искать какой-то другой выход, – на Джаспера ей рассчитывать нельзя. Она осталась одна.

В студии атмосфера буквально искрила от напряжения. По обрывкам разговоров Ана поняла, что скоро будет позволено свободно перемещаться по внутренним дворам. Все ждали, когда санитары заберут тех нескольких человек, которым предписаны утренние процедуры.

Прозвенел колокол, и по двору затопали тяжелые ботинки. Санитарка со шрамом и ее обычная суровая напарница вошли в спальню Аны. Санитарка зачитала список из шести фамилий, в числе которых оказалась и «Эмили». Пять девушек неохотно двинулись к ней, протягивая руки. Их приковывали наручниками к металлической цепи.

Потрясенная Ана встала. Она шагнула вперед, остро ощущая страх, царящий вокруг. Большинство девушек не поднимали глаз. Обезображенная санитарка позвенела наручниками.

– Мы сегодня бузить не будем, правда, Эмили? – сказала она.

Ана протянула запястья. Ее руки казались невесомыми, словно во сне. Металлические кольца сомкнулась у нее на предплечьях, соединяя ее с остальными пациентками.

Выбранные девушки пролетели по двору, словно листья, гонимые порывом ветра. Они прошли по серому зданию с туалетами и душевыми и вышли из него через заднюю дверь. За дверью оказалась широкая мощенная булыжником дорожка – та самая, на которую Ана смотрела из окна всего час назад.

Шедшие цепочкой девушки сбились вместе и остановились. Хотя никто в сторону ворот не смотрел, Ана была уверена, что все прекрасно помнят: выход из больницы находится совсем рядом с вестибюлем.

Она опустила глаза и сжала скованные руки в кулаки. Она откроет свое настоящее имя тому психиатру, к которому их сейчас ведут. Она заставит себя выслушать. Она будет говорить убедительно. Ее отец способен испортить карьеру любому из них. Что им стоит потратить день на проверку ее слов, если под угрозой окажется их карьера?

Они перешли по эстакаде к скоплению складских зданий. Вдоль десятиметровых стен студии текла река. Девушка, шедшая перед Аной, то и дело спотыкалась и оступалась, больно дергая и выворачивая ей руку.

Санитарка со шрамом остановилась и отцепила от группы Ану и еще одну девушку. Они оказались перед грузовыми дверями с полуоткрытыми роликовыми ставнями. Вторая санитарка взяла оставшихся четырех девушек и потянула прочь. Девушка рядом с Аной перестала плакать и затряслась всем телом. Ана уставилась на свои босые ноги, посиневшие от холода. По грунтовой дорожке к ней что-то потекло. Она посмотрела на девушку и увидела, что та стоит в луже.

Безобразная санитарка расхохоталась.

– То, что вас не убивает, делает вас сильнее, – сказала она, закуривая сигарету и толкая их к гармошке входа. – Пора. Шевелитесь.

Ана послушно проскочила под ставней и оказалась на темной цементной сцене пятьдесят метров длиной и вдвое меньше – шириной. Девушка с криком ужаса выпала туда следом за ней. На небольшой сцене были установлены пять стеклянных аквариумов, подсвеченных изнутри, словно в океанариуме. Ставня с грохотом опустилась. Студия погрузилась в непроглядный мрак, если не считать аквариумов, испускающих призрачный свет.

Ана стиснула руки с такой силой, что кости затрещали. Она закрыла глаза и приказала себе искать логическое объяснение происходящему.

К аквариумам были подведены трубы. Металлическая рама, похожая на кровать, была приварена ко дну каждого каркаса, на котором мог поместиться человек. И у каждого был собственный пульт управления, закрепленный на отдельном пюпитре.

Сто лет назад психиатры помещали связанных пациентов в ванны и обливали ледяной водой. Эта методика в последнее время снова приобрела популярность, после того как некий уважаемый специалист «доказал», что этим эффективно можно регулировать химический дисбаланс в мозге. Или, возможно, по трубам в аквариумы закачивали гель: тогда это окажется новый вид электроконвульсивной терапии, при которой электрошоку подвергают все области тела. Ану начало трясти. В любом случае – у нее крупные неприятности.

– Нам что, вас целый день ждать? – произнес чей-то голос.

От дальней части сцены к ним направилась фигура, видимая как силуэт на фоне двери, из которой она появилась. Следом шагала миниатюрная медсестра.

«Кашер!»

Все надежды Аны увяли. Кашер не слышала ни слова из того, что Ана говорила во время того «обследования» в душевой.

– Быстрее! – приказала Кашер. – Нечего тут разводить ложную стыдливость.

Ни Ана, ни стоявшая рядом с ней девушка не шевельнулись. Дверь в задней части студии с всхлипом закрылась. Тусклый красный свет зажегся по обе стороны сцены. На жестком полу задергались насосы. Подошедшая медсестра поспешно стала раздевать девушку рядом с Аной. Девушка моментально подчинилась. Когда медсестра потянулась в Ане, та оттолкнула ее руки.

– Меня зовут не Эмили! – сказала она, стараясь, чтобы ее высокий голос не срывался. – Произошла ошибка. Я не должна здесь находиться.

– Боже мой! – вздохнула Кашер. – Миссис Макэверн!

По студии разнесся скрежещущий звук, раздалось звяканье металла о металл. Ана содрогнулась. Ставня поднялась. В похожее на челюсти отверстие хлынул дневной свет. Санитарка со шрамом поднырнула под край ставни.

– Миссис Макэверн! – рявкнула Кашер. – Я ведь сказала, чтобы вы не оставляли меня одну с новенькой.

– Извините, доктор Кашер.

Тон у Макэверн был не виноватый, а разъяренный. Ана вздрогнула.

– В четвертую емкость ее, – приказала Кашер.