Она повернулась и закричала на ходячих на пределе звука, который могла исторгнуть из легких:

– ВЫ, ГРЕБАНЫЕ КУСКИ ДЕРЬМА! ЗАТКНИТЕ СВОИ ПОГАНЫЕ ГНИЛЫЕ РТЫ!

Боб отчаянно пытался говорить. Он тянул ее за рубашку из последних сил, что у него оставались. Она встала на колени и прижала ухо к его губам. Лилли сконцентрировалась на его шепоте, с придыханием выходящем из легких. Слово «любовь» и слово «ты» – единственные, которые она сначала смогла разобрать. Потом очень четко услышала слова «Лилли, девочка», и поняла, как сложить фразу: «Люблю тебя, Лилли, девочка».

– Боб?

Хватка на ее груди ослабела. Его рука упала на пол тоннеля. Тело расслабилось и замерло. Она слегка тряхнула его.

– БОБ!

Его лицо изменилось. Морщины, бороздившие лоб, сгладились, то же произошло с морщинами вокруг его глаз бабника. Боль покинула это лицо. Но выражение, которое Лилли могла назвать только безмятежным, изменило его черты.

– Господи…

Она обняла бездыханное тело на своих руках. Она обняла его крепче, чем когда-либо обнимала другого человека, и она долго продолжала обнимать его в том мрачном тоннеле с атональным хором из мертвецов, чье рычание эхом отражалось от стен и постепенно сходило на нет в дальних артериях лабиринта.

Лилли нежно положила тело на пол тоннеля и закрыла Бобу глаза. Она наклонилась и мягко поцеловала его в лоб. Ее слезы падали на грудь мужчины, впитываясь в рваную джинсовую рубашку. Она вытерла глаза. Она почувствовала, как что-то врезалось в ее ногу, что-то острое, и глянула вниз.

Левая рука Боба – замершая в смерти – сжимала связку динамита.

Лилли смотрела на десятидюймовые бумажные палочки, скрепленные вместе скотчем.

Она долго глядела на них и размышляла, прислушиваясь к ужасному скрежету мертвых.

Весь путь вокруг северной окраины проповедник ехал на подножке фургона. Утро оказалось сырым и пасмурным, бледное солнце скрылось за жидкой дымкой, и Риз Ли Хоторн вел кемпер с осторожностью, другие машины одной колонной с пыхтением двигались позади, стрелки в окнах были готовы сразу открыть огонь из «АР-15», как только блеснет вдали искра на прицеле чужака, или стадо мертвецов подойдет слишком близко, или занесет на дорогу шаркающей походкой случайного ходячего.

Город окружен сотнями ходячих мертвецов, на всех следы бродяжничества под открытым небом в течение двух-трех лет по бесконечной беговой дорожке сверхголода. С кожей, похожей на старую вощеную бумагу, которую скомкали и снова разгладили, с глазами, залепленными гноем, с одеждой, настолько пропитанной желчью, что она стала похожа на камуфляж, эти жалкие существа превратили город в тошнотворную помойку распада. Тысячи ходячих, наводнивших Вудбери, по какой-то причине застряли в дорожной петле, бродя враскорячку вокруг заброшенных парков и забитых досками витрин магазинов – совершая будто медленный танец заевшей иглы проигрывателя, снова и снова перепрыгивающей на ту же дорожку.

Преподобный Иеремия Гарлиц щурился на пепельное, мутное небо, когда тусклые лучи солнца высветили знак на изрешеченной пулями водонапорной башне к востоку от города: «ВУДБЕРИ: жемчужина мира». Проповедник улыбнулся. Его лысая макушка покрылась гусиной кожей, глаза жег ветер с едким запахом смерти; он хотел, чтобы его отец мог видеть его сейчас. Священник стал духовным наставником немытых масс, правителем конца дней. Он отобьет этот город у мертвых во имя мастер-сержанта Дэниела Герберта Гарлица и всего, за что стоял старик: дисциплина, строгость, чистота, вера и глубинный страх перед Богом – основа нового общества.

– Хорошо, давайте работать! – Проповедник глянул через плечо на другие транспортные средства, подъезжающие с флангов, подал сигнал – круговое движение одним указательным пальцем, – и четыре пикапа, две грузовые платформы и один грузовик-буксир с неприятным скрежетом остановились по одному на голой земле пустыря, примерно в пятидесяти ярдах к востоку от главных ворот.

Проповедник и его люди не заметили цепочку подозрительных следов на земле. Метки, невидимые, почти призрачные, спрятанные среди множества борозд и рытвин, во множестве пересекающих песчаную землю. За последние пару лет бесчисленные отпечатки ног и следы шин остались здесь, на квадратном акре сорняков и голой земли. Стоит минуть паре дней – и ничего уже не разглядишь. Самые недавние следы – череда загадочных параллельных канавок, охватывающих квадрат шириной в почти сорок метров – почти стерлись.

Это естественный рельеф Вудбери. В девятнадцатом веке, когда город только появился, он носил имя Сэндтаун из-за проникающего повсюду белого песка, который покрывал здешнюю землю. И даже сегодня порошкообразное вещество попадается везде: от бензобака до белья на веревках. Некоторые утверждают, что чувствуют песок на зубах, когда бы они ни ели. Следы шин, даже если оставить их огромным транспортом размером с линкор, сохранятся здесь ненадолго.

Теперь повсюду скрипели, открываясь, двери. Мужчин вылезли из кабины. Пушки лежали на бедрах, некоторые – на плечах или оставались в кобурах. Ни один человек и не думал скрываться. Тщательная разведка убедила всех, что сейчас в городе живут только мертвые. Не было смысла торопиться. Дух неизбежности пронизывал их. Манифест судьбы. Они сделают это место своим домом, их базой для операций, их местом власти среди чумных руин – как брат Иеремия и обещал.

Проповедник встал с подножки, его «глок» в правой руке был снят с предохранителя, взведен и готов:

– По моему сигналу! – прокричал он своим людям. – И считайте каждую пулю, мальчики!

Он замолк и спокойно остановился перед стадом, будто невосприимчивый к опасности, скапливающейся возле дыры в баррикаде менее чем в ста метрах. Несколько мертвецов отреагировали на шум конвоя и звук голоса проповедника, обладающего богатым баритоном, заглушающим ветер. Монстры повернулись, один за другим, и остановили свои мутные, словно у акулы, взгляды на человеке в черном и множестве его соратников, стоящих веером по обе стороны.

Иеремия спокойно обследовал юго-восточный угол Вудбери и стадо, собравшееся у щели в стене, и почти готов был отдать приказ стрелять… Но тут он нахмурился. Проповедник отчетливо помнил, что раньше два массивных тягача стояли решетка к решетке поперек огромных зияющих отверстий в баррикаде – самодельных ворот замка. Куда они подевались? Кое-что еще беспокоило его: очертания стены, казалось, изменились.

Несколько ходячих, волоча ноги, двинулись к нему, вынюхивая проповедника и его людей, вычислив их, как голодные псы на охоте. Ходячие приближались к цели, пуская слюни и рыча, и постепенно сокращали дистанцию до пятидесяти футов или около того. Иеремия смотрел на угол дома, сразу внутри пролома в баррикаде, и заметил, что кто-то передвинул стену, возможно, недавно, и определенно сделал это наспех. Он увидел следы на асфальте и новые доски, прикрепленные поверх оригинальной стены. Ему не пришло в голову, что там может таиться безопасная зона, за этой спешно переставленной секцией баррикады, охватывающей целый квартал между Догвуд-Лейн и Джонс-Милл-Роуд. Он не сразу осознал это, потому что отвлекся на запах наступающей волны мертвецов и увидел приближение ходячих – теперь всего в тридцати футах.