По дороге двигался грузовик с тридцатью ранеными. Вся колонна, состоявшая из пяти машин, направлялась в сторону аэродрома. Тут появилось соединение бомбардировщиков, летевших на высоте менее пятисот метров. Передняя машина рванула вперед, последняя остановилась, чтобы увеличить расстояние между ними. Начали падать бомбы. Передней машине не следовало увеличивать скорость или же нужно было ехать значительно быстрее. Из тридцати человек, находившихся в кузове, двадцать три были убиты сразу, водитель вылетел из кабины и, перевернувшись в воздухе, оказался на снегу. Его лицо было в крови, он сунул руку в карман шинели, чтобы достать какой-нибудь обрывок материи, и нащупал в кармане какую-то липкую массу – это было полголовы его товарища, который во время налета сидел с ним рядом. Позже он постоянно возвращался в своих мыслях к этому эпизоду и с тех пор не мог прикасаться к чьим-либо волосам.

Были произведены последние восемьдесят выстрелов. Сначала схватились за штыки, но русские не шли. Спустя четверть часа стало немного спокойнее. Их было одиннадцать, и ничто не нарушало тишину. Из съестных припасов оставалось лишь несколько граммов хлеба. Происходило это 31 января, и надеяться было уже не на что. Фельдфебель 2-го взвода когда-то хотел стать священником. Он собрал одиннадцать солдат и вместе с ними отправился в подвал.

Их лица были такими же черными, как и их бороды. Они сели на землю, и фельдфебель отрезал каждому кусочек хлеба. Затем он произнес слова, которые однажды были написаны Неймарком более трехсот лет назад:

После чего все вместе сказали «аминь». В подвале это слово прозвучало зловеще. После того как они съедят хлеб, им уже нечего будет есть – это была их последняя трапеза.

На крышке ящика стояла большая банка с консервированными огурцами. Никто не знал, как она туда попала. Кто-нибудь из вас мог бы здесь сказать: они же могли съесть эти огурцы, но никто из вас не может знать, почему они этого не сделали. Когда в течение сорока дней в желудке не было ничего, кроме хлеба и жидкого супа, когда последние десять дней был только один хлеб, а последние три дня – только жидкий суп, невозможно есть никакие огурцы. Поэтому банка осталась стоять на ящике, который был свидетелем их последней трапезы.

Солдаты не стали подниматься наверх и остались в подвале, а час спустя – прямое попадание в подвал артиллерийского снаряда. Накрыло сразу всех до единого.

22-я танковая дивизия вела бои с самого первого дня. Тогда она вместе с 48-м танковым корпусом прорвалась на юг и постоянно закрывала бреши или прикрывала отход частей с позиций. В битве за Сталинград вся дивизия до последнего человека истекала кровью, боевые группы и ударные батальоны гибли одни за другим, от полков не осталось ничего, от каждой роты остался, может быть, один человек. Те, кто не остался лежать под снегом, бежали через Донец, чтобы продлить свое существование до 27 февраля в качестве еще «ударных групп». О бывшей танковой дивизии напоминало только ее название.

В конечном итоге эту дивизию постигла та же участь, что и 27-ю танковую дивизию, – она была снята с фронта и 15 апреля по приказу Гитлера распущена. В приказе было сказано: «Дивизия не оправдала наши надежды и не выполнила возложенные на нее задачи в битве за Сталинград».

Люди погибли, танки подбиты, цель не достигнута.

Остатки 194-го пехотного полка добрались до Орловки и там были уничтожены.

Истребители танков 60-й мотопехотной дивизии, заняв позиции погибшего полка, уложили в небольшой котлован, в котором раньше располагался командный пункт, двадцать одно тело последних погибших солдат данного полка. Не было снега, который мог бы покрыть тела этих несчастных. Через некоторое время пришли русские танки, и, когда все было закончено, котлован принял еще тринадцать тел истребителей танков. Затем подошла русская пехота, которой предшествовал огонь гранатометов. Истребители танков удерживали позиции, но погибли еще семнадцать человек. Подошли еще пятьдесят три русских пехотинца. Вечером котлован был наполовину заполнен телами.

На следующее утро истребители танков, имея одно последнее противотанковое орудие, отошли на восток. Позиции занял разведывательный батальон 44-й пехотной дивизии, и опять в течение нескольких часов все шло как по маслу – русские гранатометы, артиллерия и катюши позаботились о том, чтобы котлован был заполнен до краев. Ночью выпал снег, много снега, и, когда наступило утро, была заметна лишь небольшая впадина на том месте, где находилась могила четырех немецких подразделений. Затем снова подошли русские танки, и разведывательный батальон отступил туда же, куда до него за день до этого ушли истребители танков, – бой за пятьсот метров покрытого снегом пространства был закончен.

Головной русский танк полз по высотке и, заметив небольшое углубление, видимо, подумал, что это просто впадина. Тяжелая машина рухнула в яму, наполненную двумя сотнями мертвых солдат, и танк, пытаясь выбраться из ямы, начал перемалывать тела, смешивая мясо и кости с кровью, но выбраться ему не удалось.

Ночью они были подняты по тревоге со своих коек: в Торгау, Анкламе, Гродницах и на Геле. В свое время каждый из них совершил какой-нибудь проступок: своровал, взбунтовался, играл напропалую в карты, держал руки в карманах и вовремя не отдал честь, ударил по лицу командира и т. д. Итак, они были подняты по тревоге, а на следующий день прошли медкомиссию, получили одежду и были распределены по ротам. Из четырех рот был сформирован 8-й штрафной батальон. У них не было петлиц, погон, знаков различия, поясных ремней и, разумеется, оружия.

Штрафбат предназначался для отправки на Восточный фронт. Шестьдесят солдат разместили в грузовых вагонах, а когда состав пришел в Изюм, во время высадки были обнаружены девять трупов. Батальон прибыл в Россию в качестве специального рабочего подразделения: солдаты обезвреживали мины и вели борьбу с партизанами, каждый четвертый имел автомат. Когда гибло определенное количество людей, 3, 5 и 8-й штрафбаты пополнялись новым составом. Через некоторое время они насчитывали две тысячи восемьсот солдат.

Расположившись в нескольких метрах перед передовой, солдаты ждали удобного случая, чтобы захоронить погибших, а могилой был весь фронт. Сначала они еще устанавливали кресты, под которыми могли лежать как один труп, так и сотня. Со временем они приобрели навык в рытье ям и рыли могилы не так, как этого требовал устав, а в зависимости от ситуации. Ноги укладывать в могилу было легче, чем туловище и голову, что позднее удавалось сделать лишь в том случае, если на это хватало времени. В январе командование решило, что солдаты штрафбатов заслужили того, чтобы «бороться с оружием в руках». Они были распределены в инженерно-саперные части и в качестве пехотинцев вошли в состав отделений истребителей танков: голодали вместе со всеми, окапывались, вгрызаясь в землю, и погибали. Земля принимала всех. Позднее стали возникать общие ямы, в которых лежали друг с другом мертвые солдаты. Ледяной ветер заносил могилы снегом.