Я упрямо подняла подбородок:

– Там просто погибло слишком много людей! Это счастье, что я выжила. И я этому очень рада. Но все же хочу знать, кто виноват в той трагедии. Я имею на это право!

– Людей?

Я вытаращила в недоумении глаза. Что это он имеет ввиду? А потом до меня дошло. И я чуть не застонала. Появилось жуткое желание хлопнуть себя по лбу. Отстаивая свои права, я забылась. И ляпнула не принятое тут словцо. А аргран, ну, по всей видимости, в каком бы состоянии аргран не находился, наблюдательности он не теряет.

Перепуганные мысли заметались в голове, словно воробьи, в поисках подходящего пояснения. А потом я вдруг как-то сразу и успокоилась. Я искала ответ на вопрос рассказывать правду или нет? Ну так вот он, ответ!

Я посмотрела прямо в глаза арграну:

– Дай мне слово, что в любом случае, что бы ты ни решил после того, как услышишь мой ответ, Элдрон не пострадает! И вообще, лучше, чтобы наш разговор остался между нами. Твоему отцу знать о нем не нужно.

Аргран тоже выпрямился. И смерил меня долгим взглядом:

– Не представляю, что такого ты могла натворить, что Элдрону требуется гарантия невмешательства. И почему ты вдруг называешь отца по имени. – Я прикусила язык. Опять проболталась! Похоже, у меня нет другого выхода, кроме как признаться во всем. – Хорошо. Я даю слово, что Элдрон не пострадает. Так в чем проблема?

– Нет никаких проблем. Если не считать того, что Элдрон и Вирания мне не родители. Впрочем, Вирания об этом даже не знает.

Вот не знаю, какой реакции я ждала. Неверия, вопросов, обвинений в том, что я его разыгрываю. Но ничего этого не было. Аргран молча ждал продолжения. Только муть из его глаз ушла окончательно. И мне вдруг стало очень страшно. Так страшно, что я даже рот боялась открыть.

– И кто же тебе тогда Элдрон и Вирания?

Голос ровный, выдержанный. Словно на допросе. Я поежилась. И, наверное, аргран принял это за пожатие плеч. Потому что его глаза, вмиг вернувшие былую ясность, вдруг прищурились:

– А кто ты?

Вот на этот вопрос ответить было проще. Но не легче. Так что мне пришлось напомнить самой себе, что я и так собиралась рассказать все. Жить во лжи – не самое умное решение. Правда в любой момент могла выплыть наружу. И судя по тому, как быстро я в обществе арграна забылась и проболталась, то это случилось бы очень и очень скоро. Я глубоко вздохнула, и словно в открытый космос без скафандра шагнула:

– Я землянка. И еще совсем недавно меня звали Маша. Мария.

Вот теперь я дождалась хотя бы приблизительно такой реакции, которая должна была быть по моим ощущениям. Аргран замер. Глаза его вдруг загорелись. Нет, не вишневым, уже знакомым мне огнем. Просто они вдруг вспыхнули каким-то внутренним светом. Словно где-то внутри инзара вспыхнула лампочка. Он жадно вглядывался в меня, словно искал что-то, известное ему одному. Но постепенно глаза угасли, в лице появился скепсис:

– Я не знаю, откуда тебе известно это имя. Разве что, вы как-то пересеклись на яхте, и ты познакомилась с Машей. Но я не ощущаю тебя, Идрис, так как ощущал Машу. Зачем ты мне лжешь? Если не собираешься отказываться от брака, то это твой выбор. Я не сопротивляюсь. У меня уже все равно нет цели в жизни. Сколько проживу – вся эта жизнь будет твоя. Если захочешь. Мне все равно. Одного только прошу – не надо мне лгать.

Как бы это некрасиво ни звучало, но я просто уронила челюсть на стол. Как-то я не ожидала, что меня обвинят во вранье. Он же сам говорил, что реагирует на меня, как на свою пару. Так в чем же дело?

У меня мелькнула было мысль расспросить арграна о его ощущениях, и в чем собственно разница. Но, слава всем богам, я быстро сообразила, что такие вопросы могут привести к дополнительным подозрениям во лжи. Мне нужно было его как-то убедить в том, что я ему не лгу. Мне не нравилась его зацикленная покорность судьбе. В душе поднималась волна протеста. Хотелось схватить его за грудки и хорошенько встряхнуть. Чтобы очнулся, открыл глаза, начал жить. Мысли лихорадочно метались в поисках того факта, который бы заставил этого ненормального поверить в то, что я действительно Маша. Хоть и сама об этом уже стала забывать.

– А помнишь, когда ты пришел в каюту после своего чокнутого братца? Чтобы продемонстрировать факт внешней схожести мужчин-инзар, ты мне показывал на зумме запись дневной суеты в каком-то городе?

Это был шок совершенно по-земному. Инзар впервые на моей памяти утратил свою хваленую выдержку. Ранее он даже ругался со мною, не теряя каменного выражения лица. А сейчас очевидная растерянность заставила арграна вытаращить на меня глаза, смешно приоткрыв рот.

– Ты?!

Я просто кивнула.

– Но этого просто не может быть! Я не ощущаю тебя, как… – Он оборвал сам себя, не закончив мысль. – Я не понимаю, что происходит. Ты выглядишь, как Идрис, которую я знаю уже не один год. Но, самое главное…

Аргран снова запнулся. А потом вдруг поправился:

– Впрочем, если Элдрон – светило пластической хирургии, то удивляться внешности не стоит. Но меня по-прежнему смущают мои ощущения. Обычно связь обмануть нельзя, а моя привязка почти полная.

Я пожала плечами:

– Я едва не умерла. Элдрон вливал в меня какую-то экспериментальную сыворотку. В том числе и для того, чтобы во мне нельзя было опознать землянку. И после лечения тоже накачивал меня химией. Дело в том, что после всего пережитого, – я на секунду запнулась, сомневаясь, стоит ли говорить про седую прядь. Но Аргран так жадно смотрел на меня, даже подался вперед, что я напомнила сама себе о принятом решении быть честной до конца, и закончила фразу: – После всего пережитого у меня появилась седая прядь в челке. Постоянно ее закрашивать было бы очень неудобно. Да и кто-то мог заметить неокрашенные корни волос, возникли бы неудобные вопросы. Поэтому Элдрон решил вопрос кардинально, под завязку накачав меня какими-то растворами и сыворотками. Подействовало, волосы вернули собственный цвет. А моя ДНК изменилась, сделав меня совершенно другим существом. Я не Идрис. Но уже и не Маша.

Теперь аргран