Каждый свой визит Квентин заносил в блокнот на спирали: где был он, где она, что они оба делали. Все происходило примерно одинаково, но записи помогали ему бороться с унынием. Еще он заметил, что Элис каждый раз старается направить его к входной двери дома, будто подначивает открыть ее.

Он, конечно, не дурак, но если она больше ничего не предложит? Эти их танцы похожи на эндшпиль особо кровавой шахматной бойни: королева гоняет по пустой доске несчастного рыцаря, из чистого садизма отказываясь объявить ему мат. Трудно понять, что у нее на уме — если там вообще что-то есть, — но ясно, что в этой игре она сильнее его. Элис, помимо всего прочего, знает его лучше, чем он сам. Всегда знала.

Ближе к полуночи, когда Плам легла спать, он снова поменял тактику. Элис хочет, чтобы он открыл входную дверь? Вот он прямиком туда и пойдет — посмотрим, что она будет делать. До сих пор не зная толком, чего ему надо, он, может быть, узнает, что нужно ей.

Он заготовил пару чар и, войдя в красную дверь, вселил в каждую комнату по своему двойнику.

Элис это не запутало, но, должно быть, сильно разгневало: не успел Квентин дойти до лестницы, она разделалась с его иллюзией так круто, точно мозги ему железной мочалкой промыла. Что теперь — дальше идти или ретироваться? В трусливой панике он, изгибаясь, как тореадор, проскочил мимо Элис и заперся в маленькой ванной на верхней площадке.

Сам себя, выходит, в ловушку загнал. Ладно, все к лучшему. Он достал из кармана маркер, взятый на всякий случай, написал поперек двери фразу на суахили и очертил без отрыва всю дверную раму, поставив хитрую завитушку в каждом углу. Простой заговор против всяческой магии: раз Элис теперь состоит целиком из нее, может подействовать.

Дверь прогнулась вовнутрь, как от взрыва гранаты, выстояла и тут же снова начала корчиться. Краска на ней вспучилась пузырями. Долго она в качестве волшебной преграды не выдержит: это, в конце концов, всего лишь дверь ванной.

В зеркале аптечки все так же вьюжило. Квентин в виде эксперимента сунул туда руку и не встретил никакого сопротивления. Портал, ясное дело. Он встал на унитаз, уперся коленом в раковину, пролез. В за-зазеркальной ванной было холодно. Квентин сполз с раковины на слякотный пол. Где он, спрашивается, теперь — еще одним миром дальше реального, одним уровнем ниже? И что ему делать, когда дверь рухнет? Можно попробовать снова проскользнуть мимо Элис и смыться, но не хочется больше уходить с пустыми руками. На этот раз ныряльщик коснется дна, даже если больше никогда не всплывет. Может, там, на глубине, не все правила соблюдаются.

Он доскользил до своей за-зазеркальной мастерской. Здесь было темно — пришлось светить собственными ладонями. Квентин прямо-таки чувствовал, как давят на него накапливающиеся слои реальности, а здешние реалии к тому же как через фотофильтр пропустили, сделав краски ярче, а линии чернее и гуще. От давления болели глаза и уши. Долго он тут не выдержит.

Да, но куда же в таком разе податься? Квентин поднял одну из оконных рам.

Улица на первый взгляд как улица, с мостовой и фонарями, вот только других домов на ней нет. Строительный проект в пустыне, замороженный из-за недостатка финансов и на глазах заметаемый холодным песком. Ночь, стужа, из фонарей вместо света льется дождь, как будто они плачут. На черном небе ни единой звезды, а плоская серебряная луна — просто зеркало, отражающее призрачную землю. Нет, Квентин не это думал увидеть. Это какой-то незавершенный набросок, недоделанная декорация.

Он закрыл окно. Красная дверь присутствовала и здесь — он открыл ее и вошел.

Теперь он явно близился к центру Третий уровень, внутренняя камера, самая маленькая матрешка — деревянный колышек со смазанными чертами, зачаток куклы. В доме Плам таких комнат не было, но он узнал ее, хотя провел в ней когда-то от силы минут пятнадцать. Толстый ковер, теплый фруктовый запах. Он перенесся на тринадцать лет назад, в бруклинский дом, куда пришел на собеседование с принстонским профессором.

Перенесся в глубины собственной памяти, в тот день, откуда все началось. Может, он все же пройдет собеседование, если задержится? Закончит нормальный колледж, получит степень магистра. Настоящая это комната или просто модель? Может, там снаружи стоит юный Квентин, приунывший еще больше обычного от ожидания под холодным дождем. И храбрый Джеймс, его друг. Петли времени затягивались в гордиев узел, и распутать их не представлялось возможным.

А вдруг это его второй шанс? Повернуть все так, будто этих тринадцати лет и не было, порвать конверт и уйти? Где-то далеко, на две реальности дальше, трещало дерево. В тот прошлый визит он открыл бар — так и сделаем. А вот и напольные часы, прямо из Кристофера Пловера. Все очевидно до предела.

Квентин открыл дверцу шкафа, и на пол хлынули блестящие золотые монеты. Как джекпот в Вегасе. Похожи на те, что ему дал Маяковский, но тут их сотни — невероятная силища. С ними он сможет сделать все, что захочет, даже Элис вернуть. Вот он и получил своего магистра.

Когда он набил карманы золотом, Элис, легка на помине, вплыла в дверь животом кверху, как выдра. Пора сваливать. Он протиснулся мимо, прошлепал через мастерскую, где снег сменился дождем, заперся в ванной. Чертить знаки не было времени; он наскоро пробормотал скоростное заклинание и вскочил на раковину. Сгустившаяся магия ожгла застрявшую в портале лодыжку. Элис маячила позади голубым пятном, двигаясь не менее быстро, но он все же успел пробежать по площадке и через красную дверь вернулся в реальный мир.

На сегодня обошлось. Она его не поймала. Квентин отдышался, упершись руками в колени, и высыпал золото на стол.

Как будто мало он читал сказок про золото эльфов, которое превращается в груду сухих листьев с восходом солнца. Так и тут: золотые стали обычными никелями. Нет, не видать ему легкой жизни. Он найдет другой способ, но для начала надо поспать.

— Квентин. — На пороге стоял Элиот в королевском наряде, точно с картины Ганса Гольбейна. — Можно подумать, ты привидение увидел, — сказал он, приветственно подняв взятый на кухне стаканчик с виски.

Квентин обнял его так крепко, что Элиот пролил на себя виски и стал громко протестовать. Надо же было убедиться, что Элиот — существо реальное, из плоти и крови. В его появлении здесь не было никакого смысла, и все-таки слава богу. Хоть что-то хорошее в этом дне, полном ужасов, грусти и неудач.

Явление это, помимо всего прочего, доказывало, что невозможное возможно.

— Рад тебя видеть, — сказал Квентин.

— И я тебя.

— С Плам уже познакомился?

— Да, милая девушка. Вы, полагаю…

— Нет.

— Даже и…

— Нет!

— Вижу, что пришел как нельзя вовремя, — вздохнул Элиот.

После долгих рассказов о том, что с кем случилось, они заспались, выпили немереное количество кофе и начали рассказывать снова. Знание, что Филлори живет где-то, пусть даже и без него, поддерживало в Квентине чувство счастья, как золотой запас поддерживает ценность бумажных купюр; весть о близком конце поразила его в самое сердце.