А вот теперь меня послушай, алкаш. И в России, и в Израиле я лечилась не в платных клиниках. В Израиле в известной тебе больничной кассе «Маккаби», можешь справиться. Ни одного шекеля сверх страховки! И в России меня и амбулаторно, и с госпитализацией лечили в обычных заведениях, бесплатно, а потому условия были, кстати, не ахти. Просто врачи там классные, не чета некоторым спившимся хвастунам. Так что в этом смысле моя болезнь не разорила моего мужа ни на копейку, ни на агору. Лекарства дорогие, да, но в Израиле, если ты еще помнишь, больничная касса оплачивает 85% стоимости лекарств. Кстати, поскольку с трудом подобранное мне основное (помимо дополнительных) средство в корзину субсидируемых препаратов не входит, лечащий врач безо всяких моих просьб написал специальное письмо руководству «Маккаби», где, описав мою историю болезни, обосновал необходимость субсидирования конкретно для меня этого препарата. Иначе мне было просто не выжить. К чести больничной кассы и здравоохранения Израиля сообщаю, что разрешение было получено. Но ты же способен посрамить медицину любой специальности и государственной принадлежности. Так давай, укажи неразумным израильтянам на их «ошибку», «разоблачи» меня и выставь себя на посмешище.

А еще я приглашаю тебя на прием к моему психиатру вместе со мной – она уже как-то интересовалась, что это за доктор такой, который на расстоянии по косвенным данным ставит диагнозы без осмотра больного, да еще не стесняется их предавать огласке? Пойдешь? Думаю, струсишь.

«Если помнишь, Катя, то до того, как я полностью прочитал твою исповедь, я в переписке предположил, что у тебя синдром Мюнхгаузена, чем вызвал бурную негативную реакцию семьи Шпиллер. Я прошу прощения за допущенную ошибку. Для этого синдрома у тебя недостаточно критериев. Хотя я бы даже гордился таким диагнозом, уж больно название оригинальное. У тебя, Катя, вообще нет ни синдрома, ни заболевания. Есть только определенный тип нарушения личности. А лекарств от этого не существует. Ты, сестренка, страдаешь (этот глагол не очень подходит по смыслу) от нарциссизма, осложненного патологической завистью к маминой славе».

Ну, это все то же самое: переваливание с больной головы на здоровую. Я маминой славе всегда радовалась, а вот ты смертельно завидовал. Я помню, как ты смолоду пописывал и змеей шипел, если тебе не аплодировали. У меня таких закидонов сроду не было. И нет. А как журналист я состоялась, правда, тебе об этом неизвестно, от тебя скрывали, чтобы не ранить неуемную гордыню.

«Ты, Катя, много места в своей исповеди посвятила описанию симптомов своей неизлечимой болезни, употребляла такие термины, как „послеродовая депрессия“ и „депрессия“. Лучше бы ты этого не делала. Конечно, на невежественных людей, вроде твоих подружек-интеллектуалок, это может произвести впечатление, но у любого грамотного доктора это скорее всего вызвало бы только насмешку».

«У грамотного доктора». А ты-то здесь при чем? Пока что брезгливость, а не насмешку, вызываешь у своих коллег ты, слава богу, бывший доктор Режабек. Если бы ты только знал, какую брезгливость! Самое мягкое, что я слышала от них в твой адрес – «клинический идиот». А как еще называется врач, который ставит диагноз пациенту, не видя его 20 лет, не поговорив с больным ни разу, основываясь только на том, что ему кто-то рассказал? Господа врачи! Вы признаете в этом шарлатане своего коллегу?

«Развлекло меня описание и твоих попыток самоубийства. Что-то типа „…я взяла горсть таблеток и хотела проглотить, но какая-то сила остановила меня“. Ты, Катя, на кого хочешь произвести впечатление? Ты таблетки даже в рот для виду не положила. А полное трагизма описание, как ты резала себе вены… Ты, по твоим словам, нанесла себе страшные раны, но кровь почему-то не потекла. Что ж это за раны такие? И в каком месте ты их наносила? Вообще-то, где режут самоубийцы вены на руке, знает любой дурак, и вызвать порезом кровотечение из них не составляет большого труда. А, может, ты просто поставила себе усложненный вариант пробы Пирке[6]? А рассказ о том, как ты после резания вен чудом еле-еле доползла до кровати… А почему ты, собственно говоря, ползла? Что тебе мешало? Ты резала руки, а не ноги. Кровь у тебя не пошла. Значит, кровопотери не было. Так почему же еле-еле? Я, работая в приемном отделении больницы в Израиле, насмотрелся, слава богу, всякого, в том числе и на самоубийц, и есть среди них одна совершенно определенная категория. Это те, кто совершает, чтобы привлечь к себе внимание окружающих, демонстративную попытку суицида, при этом стараясь не нанести себе особого вреда и ни в коем случае не собираясь умирать, и весь спектакль устраивается или в присутствии близких, сразу приходящих на помощь, или в непосредственной близости от телефона, чтобы немедленно вызвать «скорую помощь». Привет тебе от них, Катя. А что стоят в исповеди твои полные скрытого кокетства разговоры про смерть и новое самоубийство, которое ты, конечно, не совершишь, чтобы не причинить горя любимому человеку Женечке. Я так и вижу тебя стоящей с этими словами на сцене любительского театра».

Значит, тебя, братец, это описание развлекло. (Привет тебе, мой рыбьекровый папа-редактор! Тебя тоже это развлекло?) Может, дурак и знает, как резать вены на руке, а у меня вот, увы, не получилось. Таблетки в рот – для вида? Вообще-то я их проглотила… Потому и ослабла, потому и с трудом потом доползла до кровати. А тебе весело, ты стебешься по этому поводу, шутишь, забавляешься. Ну, прямо как гоголевская унтер-офицерская вдова! Любишь порку? Я тебе потрафлю. Специально привожу такие большие цитаты из «эссе», чтобы все собственными глазами увидели, каков ты фрукт.

Любому чудаку ясно, что если бы то была демонстрация, мать с отцом узнали бы о произошедшем моментально. А я впервые рассказала об этом только в книге. Но тебе это было слишком сложно понять. Так на кого демонстрация была рассчитана? Неужели на Шуричка? Какой смысл, зачем? Я под страхом смерти (его смерти!) запретила тогда мужу хоть полслова рассказать родителям. Все эти годы происшествие было нашей тайной. А вот шрамы на руках у меня до сих пор остались. Эх, ты – хромой «логик»!

«Забудь, Катя, про депрессию. Это не про тебя. Она у тебя какая-то странная и, по твоим же словам, удивительным образом проходит, когда ты сидишь с Женечкой в Риме в кафе и пьешь красное вино или когда шляешься по бутикам. Твой случай – это настоящий case report[7]для солидного психиатрического журнала».

А ты, Режабек, навсегда забудь, что ты когда-то был мужчиной, врачом и считался приличным человеком. Больше этого не будет никогда. Никогда! Понимаешь, что это означает? Не хочется ли себе сделать «пробу Пирке»? Основания есть.

Можно было спорить со мной. Можно было описывать свое счастливое детство и утверждать, что наша мать – самая лучшая на свете. Можно было по-разному пытаться защищать ее «честь», но, за неимением других аргументов, взять за основу отрицание моего заболевания, осмеивать то, что мучает меня столько лет, что сделало меня инвалидом – это уже последняя степень подлости, тем более что ты прикрываешься дипломом врача.