Брунгильда (Режабеку):

Александр, так получилось, что ваша сестра сама подставилась, и ее тут на СИ немного пообсуждали. В ее тексте есть несколько очень странных моментов, которые наводят на мысль, что с ее мозгами кто-то хорошо поработал. Например, она обвиняет вас в «сексуальных домогательствах». Понятно, что бред. У меня тоже есть старший брат, на 11 лет меня старше, у него была дурная привычка тыкать меня пальцем между ребер – я смешно визжала. Обижалась сначала, потом хорошо извернулась и саданула ему ногой промеж ног. С тех пор тыкал и сразу убегал. Так вот, мне и в голову бы никогда не пришло видеть в этой его забаве какой-то сексуальный подтекст. А вот в западных школах детские психоаналитики обожают во всем видеть сексуальность. Сколько грустных историй на русскоязычных сайтах! И у меня странное ощущение, что кто-то очень старательно убеждал Катерину, что она подвергалась «сексуальному насилию».

И вновь мы возвращаемся к жуткой для меня теме. Ведь я не зря всего одной строчкой, почти скороговоркой упомянула в «Маме» тему сексуальных домогательств брата, не останавливаясь на этом подробно. Мне было тяжело и стыдно. Но после «эссе» пришлось провести очень серьезный аутотренинг, с помощью которого я сумела обсуждать эту тему смело, в полный голос и, если надо, подробно. Выхода у меня не оставалось. Главное – не молчать! Раз виновник этих моих страданий сам полез на рожон, то уж мне-то, жертве, чего бояться? Если ему не стыдно, почему должно быть стыдно мне?

Итак, у моего братца явно были серьезные сексуальные проблемы смолоду. Возможно, ему нужна была помощь специалистов. Я все это могу понять. Но с какой стати я должна была быть жертвой его проблем? Почему он сам, поскольку уже не был малышом, не обратился к кому-то? Да хоть к своей любимой мамочке или к не менее любимому, как выяснилось, отчиму? Боялся? Знал, что пошлют? Стыдился? А лапать маленькую сестренку не стыдился? Конечно нет! Ведь знал, мерзавец, что безнаказанно пройдет!

Так и случилось. Испуганная сестренка промолчала. А если бы и сказала, ее легко можно было обвинить во лжи. Мамочка поверила бы сынуле, но не поверила бы мне. Как сейчас не поверили гоминиды и стали обвинять в том, что я лгу. Вот вам и причина, отчего девочки в подобных случаях, как правило, молчат. И вырастая, тоже молчат. Ребенка легко обвинить во лжи, да и взрослую женщину тоже, если знаешь, что обвинение останется безнаказанным. А что делать жертвам? Ведь их жалобы очень часто трудно доказуемы! Особенно когда в этот ужас не хотят верить. И конечно, в самой сложной ситуации оказываются жертвы-дети. Негодные родители их же и обвинят во лжи. И неважно, что этот ребенок сроду в своей жизни не лгал. А как девочке, которую из жертвы сделали виноватой, жить дальше? И что с ней сделает «благородное» общество гоминидов? Ведь куда проще и спокойнее обвинить ребенка в том, что он лжет, чем признать существование подобной проблемы рядом с собой.

А психологические проблемы тогда у меня возникли… Теперь понимаю, что и не могли не возникнуть те дикие страхи. В течение нескольких лет они постоянно доводили меня до ужаса, до холодного пота, до тошноты. От этих вымучивающих кошмаров мне хотелось выброситься в окно… Это в 10—11 лет! И до того они меня довели, что однажды я решилась поделиться ими с мамой, не могла больше носить в себе, задыхалась! Нет, про брата я ничего не сказала, не повернулся язык, просто про сексуальные страхи. На мои слова мать довольно резко заявила, чтобы я выбросила всякую дурь из головы и больше не приставала к ней с подобными разговорами. Но «дурь» сама собой никак не выбрасывалась.

Шло время, страхи не прекращались. Помню, однажды сидели мы перед телевизором, а меня буквально крючило, я не могла с собой совладать, и, видимо, вид у меня был соответствующий. И вот мать поднимает на меня ненавидящие глаза и с раздражением орет: «Прекрати немедленно мне тут идиотничать!» (так она назвала мои страхи), обзывает меня то ли дурой, то ли еще как-то – не помню. Как обычно, от злобы она побледнела, ноздри раздулись, белые губы стянулись в волосок, лицо перекосилось… Я сжалась в комок: в соседнем кресле вальяжно расселся братец-студент. Рот его скривился в глумливой улыбке, взгляд стал масляным и похабным.

Со временем страхи сами по себе утихли. Но не так уж скоро… Успела я помучиться. А главное, поняла, что рассказывать о своих ощущениях маме нельзя, это стыдно, на меня могут заорать, я опять и снова окажусь виновата во всем. Я уяснила для себя – я урод, не такая, как все, мне надо помалкивать и разбираться со своими мыслями, непонятками, страхами и комплексами самостоятельно. Потому что всем, даже маме, я со всем этим омерзительна.

…А потом были ужасы перед насильниками в подъезде и в переполненном транспорте. Все это наложилось одно на другое, в результате у меня просто не могли не возникнуть всякие комплексы и проблемы. Разрешились они уже совсем во взрослом состоянии. А если быть честной, то окончательно только с Женей.

Кто виноват в этой ситуации? Брат? Да, конечно, но главное зло не в нем. Виновата была мать. Бездарная воспитательница, хоть и с дипломом педагога, равнодушная ко всем, кроме себя, хоть и постоянно озабоченная судьбами мира, глупая, хоть и претендовавшая на роль мыслителя, и аморальная донельзя, как большинство ханжей. Есть у меня основания подозревать, что она знала о приставаниях брата…

Два эпизода. Первый. Мне было лет 12, у нас с братом уже были отдельные комнаты. Но однажды возникла какая-то ситуация (то ли ремонт, то ли «набег» провинциальных родственников – не помню), когда родители решили, что нам с братом придется ночевать в одной комнате. И со мной случилась истерика. Сквозь рыдания, с огромным трудом я выдавила из себя, что боюсь ночевать рядом с братом. Мамина реакция была предсказуема – возмущение: «Это же твой брат! Я больше ничего не хочу слышать!» И я заткнулась.

Эпизод второй. Лет десять назад зашел у нас с матерью разговор про психоанализ, про Фрейда. Неожиданно она выдает: «Глупости это все! Тоже мне придумали: судьба человека якобы может зависеть от того, что кто-то его в детстве за пипиську потрогал!» – и она как-то странно сердито и пристально на меня посмотрела. А я опять сжалась, как от удара плетью. И замолчала. Мне не хотелось тогда продолжать этот разговор, потому что появилось страшное подозрение: мама все знает и всегда знала. И теперь таким вот образом профилактирует ситуацию, чтобы я даже не думала позорить ее любимого сына. Ну что ж, тебе удалось оттянуть позор, мама, я молчала до 45 лет. Но сколь веревочке ни виться…

Не скрою, до недавнего времени я наивно полагала, что практически все люди с гневом и возмущением воспринимают информацию о насилии над детьми. Я была не права, каюсь. Нашлось огромное количество людей, которые изо всех сил защищали и оправдывали поведение юного Режабека по отношению к малолетней сестре. Они с прямотой извращенцев (другое предположение – идиотов) утверждали, что щупать маленькую девочку по ночам можно, в этом нет ничего такого, всего лишь нормальное проявление юношеской сексуальности. Кто-то написал, что парень готовился в медики и потому изучал тело. Кто-то предположил, что он хотел просто сделать сестре массаж. Ну, а некоторые «жеребячили», что мне это нравилось! И ведь не стеснялись такое писать! Авторы этих высказываний живут рядом с нами, они могут быть нашими соседями, сослуживцами, даже родственниками. От этой мысли мне становится страшно. А вам, уважаемые читатели? Что сделаете вы, если вдруг столкнетесь в реальной жизни с такими вот субъектами? Ведь, по-моему, закон не наказывает такое «мировоззрение». Вот когда становится жутко…