от боли глаза, стиснув зубы и ухватившись за голову, Евгений свернувшись калачиком, лежал на боку, на диване, скуля и мыча от полученного удара, думал про себя: “И что же сейчас будет?”.

Увидав, что он натворил, лицо Ивана сею-секундно приняло лицо ужаса, страха, и прежде всего, ненависти к самому себе. Опустив взгляд, рассматривая вблизи свои красные, дрожащие от страха и злости кулаки, он с дрожью резко их разжал, затем повернув голову в строну окна, он замечает каждую капельку уже усиливающегося дождя, капающая на ему на окно. И упустив взгляд, он увидал, как Евгений лежал практически в такой же позе, в которой он был на поле когда ему прилетел мяч в лицо. Только на сей раз, это была целиком его вина. От того, страх за прошедший поступок заставил презирать себя, ещё сильнее.

Быстро побежав на кухню, резким движением он открывает дверцу морозильной камеры, откуда берёт недавно купленный замороженный окорок, после чего мигом бежит обратно, да бы приложить это к его затылку и облегчить боль. Прося своего племянника отодвинуть руки, он смотрит на место ушиба, где замечает пока что небольшое покраснение, после чего кладёт Евгения на диван лицом вниз, пока сам держит окорок на месте повреждения. Сидя так минут десять, он обдумывал свой необдуманный поступок, и просит прощения у племянника. Тот в свою очередь, прощает его, и говорит, что он выбрал неудачное время и неудачное место. Иван же, следующим образом на это ответил: “Нет. Всё верно ты сделал. Рано или поздно, ты должен был всё разузнать. А я всё боялся говорить тебе правду. Вследствие чего, ослеплённый своим страхом и ненавистью, прежде всего к самому себе, я вылил на тебя свою боль. Прости меня.”

“Хорошо” — спокойным голосом ответил Евгений, после чего они ещё минут пять лечили пострадавший затылок Жени.

Как только мясо остыло, и Женя на вопрос про боль ответил отказом, Иван наконец сумел успокоится и вновь начал мыслить своей головой. Оставив Женю на диване с просьбой не ложиться на спину, пока сам идёт на балкон, что бы освежить голову и ещё раз подумать о случившемся.

“Мда, так себе вышло” — недовольно говорил Евгений.

“Ответы что-то подозрительные и так сказать, не внушают доверия. Неужели дядя мне всё наврал?” — задумчиво спросил Евгений.

Потерев затылок, он всё ещё чувствовал некую боль в области ушиба. Попытавшись встать, голова резко начала болеть, но в целом было довольно терпимо. А потому, он решается выйти на кухню и посмотреть где и что делает дядя, делая вид, что он просто хочет попить воды. Выйдя на кухню, на балконе он замечает стоявшего с повившей вниз головой Ивана, пока на него дул вечерний прохладный ветерок. Просмотрев на него так секунд 10, он берёт стакан и из специального краника набирает себе воды прям до самого горлышка. Сделав глоток, он вновь возвращается в середину кухни, где отчётливо смог наблюдать за размышляющим дядей.

Иван однако не глухой, а потому все шаги Жени он услыхал ещё когда тот только входил в кухню, и знал когда именно он стоял посередине. Не поворачиваясь к нему лицом, Иван говорит Евгению: “Пришло время, наконец таки тебе узнать всю правду. Если ты действительно хочешь всё понять, то одевайся потеплее, мы выйдем на прогулку”

“Что, прям сейчас?” — с удивлением спросил Женя.

Повернувшись к нему лицом, он отвечает отчётливое: “Да”, после чего, без слов уходит переодеваться в свою комнату. Сам Евгений даже представить не был в силах такой исход событий. Максимально близко одна из его теорий была такова, что его просто выгонят из дома, но никак не пойдут гулять вместе после случившегося инцидента. На часах было без пятнадцати десять, в двенадцать часов следующего дня у него экзамен, а за окном продолжал идти довольно внушительный дождь. Но “Ладно” — сам для себя ответил Евгений, после чего пошёл обратно в комнату для подготовки на ночную прогулку под дождём.

Через минут пятнадцать, они вышли со своего подъезда. На удивление, в этот раз дядя собирался куда более долго, чем обычно. По выходу на улицу, Евгений почувствовал леденящую вечернюю прохладу раннего октября. На улицах горели жёлтые фонари. А в воздухе веяло прохладным порывистым ветром, летящие вместе с капельками холодной воды прямо ему в лицо.

Иван сказал Жене пойти за ним. Куда? Зачем? — не уточнял. Лишь выдав зонт, отправились они туда, куда Евгению очень хотелось бы знать. На мгновение, у Жени даже появился некий мимолётный страх неизвестности это вопроса: “Куда же он меня собирается отвести?” — вопрос который, мучал его аж до самого места назначения.

После минут пятнадцати ходьбы, они наконец-то пришли на место, где Иван в конце концов остановился и сел на лавочку напротив ранее неизвестного Евгению двора, и тот попросил Евгения сесть рядом с ним. Сев на лавочку, Евгений всё ещё не понимал, какие мотивы преследовали дядю. Но после того, как он посидел с хмурым ещё секунд десять и делает пару глубоких вдохов холодного воздуха, он, набравшись смелости, начинает докладывать ему всё, о чём думал, и о чём так горько сожалел:

“Ты, прости меня ещё раз за голову” — со стыдом в глазах говорил Иван. “Тогда я совершенно не владел собой, и за это поплатился именно ты.

Твои вопросы, они словно, побудили во мне какую-то животную ярость. Словно я должен был на них ответить, но мне это совершенно не хотелось”

“Простите меня” — виновным тоном изъявил Женя.

“Нет, не извиняйся” — сказал Иван, после сделав глубокий выдох и продолжает. “Лучше послушай:

Я ведь тебе рассказывал как мы с моим, тогда ещё другом хорошо как-то раз пошутили над зубрилами с моего потока. И…, кто бы мне тогда сказал, что среди тех, кому я так хотел отомстить, окажется…, моя будущая жена.

Уходя из класса, я в слух бросил фразу: “Ну и идиот тот человек, который вздумал так шутить” — сказал я тогда, что бы отвести от себя подозрения. Вроде бы, тогда я говорил совершенно не громким тоном…, но…, одна из моих сокурсниц всё же это услыхала, после чего сказала: “Вот именно” — услыхал я тогда голос из-за спины.

На пару секунд, я остановился в недоумении, от части не понимая, что мне делать. Но так как я тогда был в хорошем настроении, то решил немного поддержать диалог одной из потерпевшей:

-“И в правду, у кого только наглости