Очнувшись с перевязанными руками, пластырем на носу и присосками на груди в отделении скорой помощи, первое время я даже не понимал где я, почему у меня перевязаны руки, и к кому мне можно было обратиться. Единственное что я прекрасно тогда понимал, так это пикающий кардио автомат, издававший звук при каждом постукивании сердца, почти полное отсутствие возможности шевелиться первое время, и ранее невиданную мною невыносимую головную боль. Валяясь на белой постели с надетою на мне бежевой накидкой, я стал проворачивать голову из стороны в сторону в надежде на хоть какие-то прояснения. Повернув голову влево, увидал множество приборов с трубками и собственно кардио экраном. Повернув направо, вновь увидал приборы, да и трубки. Не желая рисковать последствием нажатия неизвестных мне кнопок, лёжа на кровати, я стал кричать изо всех возможных для меня сил, дабы ко мне в палату зашёл хоть кто-нибудь и окончательно не прояснил ситуацию.

После минуты громких мычаний и истошных криков, ко мне в палату забежала медсестра, которая просила меня успокоится и начать вдумчиво слушать.

“Вы попали в серьёзную аварию, но вам крайне повезло и вы остались живы. Пожалуйста, полежите тихо, сейчас я приведу глав. врача”

“Авария, авария” — стал бормотать я тогда себе под нос.

“Авария. В аварии, были мои жена и сын. Пожалуйста, скажите где они сейчас?” — старался спросить я у неё.

“Пожалуйста, дождитесь врача. Он вам всё вскоре в подробностях объяснит.”

Cделав глубокий выдох, я опустил свою голову, перекинув её на другой бок закрыв глаза, тем самым стараясь ещё побольше отдохнуть в надежде на скорый приход врача.

Когда он пришёл, моему взору предстал вполне себе на вид интеллигентный, по виду знающий своё дело человек пред пенсионного возраста. Я его тут же спросил: “В аварии у меня были жена и сын. Где они сейчас?”

“Вам пока ещё рано знать. Как полностью придёте в себя, тогда я вам всё и скажу”

“Они в порядке, пожалуйста, скажите, что они в порядке!” — спросил я с закрытыми глазами в надежде услышать положительный ответ.

“Вы попали в страшную аварию. У вас были переломаны кисти рук, сломан нос и получили многочисленные ушибы туловища. Но вас спасла, исключительно ваша подушка безопасности. Вам надо будет у нас полежать несколько дней, пока вы окончательно не придёте в здоровое психическое и физическое состояние”

“ У МЕНЯ ЕСТЬ СЕМЬЯ. СКАЖИТЕ, СКАЖИТЕ, ЧТО С НИМИ?” — кричал я на врача в надежде услышать ответ, пока кардио аппарат становился пищать всё быстрее.

“Вам пока нужно отдохнуть. Мед. сестра даст вам успокоительное, а вы пока отлежитесь и придите в чувства.”

“ПОЖАЛУЙСТА. ПОЖАЛУЙСТА СКАЖИТЕ ЧТО С НИМИ СЛУЧИЛОСЬ!!! Я ГОТОВ УСЛЫШАТЬ ЛЮБУЮ ПРАВДУ, ТОЛЬКО ПОЖАЛУЙСТА СКАЖ., скаж, ите мне” — произнёс я эти слова, а затем уже и не до конца вспоминал, что дальше вообще происходило.

На следующий день, мне пришёл ответ. Перед тем как мне его озвучили, медсестра под видом антибиотика вколола мне паралитическую сыворотку, боясь что узнав правду, я вновь потеряю контроль. Лежа, ни капельки не имея возможности хоть как-то шевелиться, я получил ответ, который ожидал меня столь долгое время.

“Мы сделали всё что смогли. Примите наши соболезнования” — выслушал я валяясь чуть ли не парализованным, лишь только имея возможность видеть и слышать.

От услышанной вести, мне хотелось от злости, ярости, ненависти и боли, разгромить всю палату, всю больницу, весь город. Но всё на что я был тогда способен, так это неподвижно лежать на кровати и осознавать услышанную правду. Как только я закрыл глаза и погрузился в раздумья, врачи тут же моментально испарились, давая мне время но то, чтобы всё принять и обдумать.

Все следующие три дня пока я был в больнице, запомнились мне как годы максимальной скорби, отчаянья и утраты. Мне не хотелось ни есть, ни спать, не более существовать. Единственным моим желанием было тогда, так это вновь увидеть мою семью, обнять и сказать, как я их люблю. И только тогда, лежа на белой кровати с подключённым кардио устройством груди я осознал — каким же я был идиотом и уродом. Вместо того, чтобы каждую свободную минуту уделять своим близким, я лишь приходил домой и ложился на кровать. Прося о том, чтобы никто меня более не беспокоил.

“Урод” — говорил себе я тогда каждый день.

Через три дня после аварии, меня выписали из больницы. Придя домой, я более не мог вообразить, что теперь, я буду жить совершенно один. Придя в зал и взяв в руки на наши совместные фотографии, я ещё не был способен принять тот факт, что людей окружавшие меня на фотографии более не существует. От этой мысли, сжав кулаки так сильно, что аж треснула рамка нашей фотографии. Более не желая мучать себя, в ту минуту я просто сел на диван, желая вообразить то, что это, всего лишь плохой и неприятный сон и через пару минут, Эмили с Вильгельмом вернуться домой после вечерней прогулки. Но как бы я себя не убеждал, прийти они тот день, как и во все остальные, они так и не смогли.

Ночью того же дня, я всё никак не мог уснуть, мысли о том, что я теперь лежу в кровати совершенно один, а в комнате напротив никто не спит, ещё более заставляли меня забыться в своих мыслях, и принять новую, жестокую реальность. В ту ночь, свет от луны падал прямо на нашу совместную с женой фотографию, и глядя в её глаза, я решив крайне радикально избавится от боли, беру её фотографию вместе с мешком, и кладу туда все фотографии, все наши совместные семейные картины, всю одежду, игрушки и личные вещи, кладу его на прихожую, пока сам одеваюсь, да бы с ним кое куда пройтись. Выйдя на улицу, я иду ещё пару минут, пока не дохожу до ближайшего мусорного бака, с чёткими мыслями о том, что мне нужно всё это закончить.

Держа в руках большой мешок со всеми вещами моей семьи, и видя перед собой глубокий мусорный бак как казалось мне на тот, с бесконечным и безвозвратным дном, мой мозг приказывал мне всё бросить и избавиться от проблем, пока сердце мне твердило, не в коем случая не бросать туда фактически единственные ощутимые воспоминания о моих близких. Тогда, сердце