Хотя паренек по большей части своего существования и был связан со смертью, но жизнь он любил не меньше, а даже еще сильнее, нежели многие его знакомые и друзья. Чем ближе ты к истокам понимания обеих сторон бытия, тем ярче ты чувствуешь и осознаешь их бесценность. Непреходящую красоту, у которой всегда есть два лица. Винсент любил чувствовать и постигать собственную реальность среди окружающего его мира и почтительно относиться к тому состоянию, к которому рано или поздно приходит любое существо после истечения отведенного ему времени, но переходные периоды между двумя этими значимыми и единственно важными состояниями пребывания его морально угнетали.

К тому же в лазарете было, как никогда, шумно и оттого еще более неприятно, нежели обычно. По полотну бегали разрозненные тени, слышались тихие разговоры, обрывки невнятных фраз, приглушенные стоны и далекий то нарастающий, то убывающий гул от вентиляции, по-видимому, перешедшей на особый режим. Ее включали довольно редко, что иной раз Винсент совсем забывал о существовании подобной установки в глубинах медицинского крыла.

Он растянулся в постели на спине и смотрел перед собой. Над ним, точно молот над наковальней, зависла магическая лампа, от пристального изучения которой Винсу стало не по себе. Глядя на ее мертвенно-бледный контур, он неожиданно пришел к мысли, что маги с усеченным воображением – стандартизированная норма существования. Ужасно, что это убожество еще каким-то чудом все продолжает и продолжает существовать, как бы ни пытались исправить подобное тот же Тинори и сам Миарлиний.

Винс тяжело вздохнул и отвернулся. Закрыл глаза.

Он никак не мог собрать воедино свои желания и чувства, мысли и просто ускользающие предчувствия. К тому же, ему безумно хотелось задремать, но раскалывающаяся голова никак не давала покоя. Она тяжким грузом давила на него. Отсылала прочь из обители крепких сновидений, не позволяя задержаться даже на пороге. Единственная радость – в постели было тепло и уютно. Легкая дремота, незримо окутывающая его, то появлялась, то вновь исчезала. Казалось, вот он приходил в себя, лежал с открытыми глазами, бесцельно глядя в потолок либо же на белые занавески, кажущиеся в приглушенном свете то серыми, то бурыми. По ним то и дело сновали призрачные тени. Проходили считаные минуты, и вот уже Винс видел какую-то ахинею, безумной чередой следующую у него перед глазами, и слышал странные далекие голоса, иногда звавшие его к себе из невероятных глубин, а порой просто говорящие что-то на совершенно чужом языке. И то и другое мешалось, становилось каким-то расплывчатым и нереальным. Еще ему чудились мелодии. Далекие ритмы, складывающиеся из звуков переполненного лазарета в цельные произведения, от красоты которых у Винсента порой перехватывало дыхание. Иногда он замечал, как к нему в палату кто-то заходил, однако не видел лиц – лишь силуэты.

Едва понимая, что он делает, Винс все пытался поймать переход из сна в явь и постоянно чувствовал, что балансирует на невидимой границе, то погружаясь по самую шею, то выныривая где-то по щиколотку. Только он никак не мог выбраться совсем из этого странного состояния, словно оно стало его особой формой существования.

Паренек не помнил, сколько лежал в постели. Время вокруг него замерло. Затаилось. Перестало существовать. Да и он перестал следить за ним. Наверное, просто слишком устал, и теперь ему действительно это самое значимое течение стало абсолютно безразлично.

– Винсент, – кто-то тихонько зовет его откуда-то издалека, – Винсент…

Голос эхом уносится в небытие, окружающее паренька, то и дело повторяясь и усиливаясь. Вначале Винсу думается, что природа далекого голоса незрима и рождена в недрах его собственного воображения, но, ненадолго вновь вынырнув из глубин болезненного покоя, он видит перед собой огромного чернокожего мужчину. Кажется, именно он зовет его по имени, слегка толкая в плечо.

Юный некромант старается лучше сфокусировать на нем зрение и попытаться хоть как-то ответить на зов гиганта. Он в исступлении облизывает пересохшие губы.

– Большой Том?

Слабый голос паренька немного подрагивает. Он все еще с трудом понимает происходящее вокруг него.

– Малыш, ну наконец-то, – с облегчением говорит огромный лекарь, глядя на своего бледного и ослабевшего пациента, – ты все-таки пришел в себя. Ох, как же это хорошо. Не спи! Просыпайся. Давай, ты же можешь! Только не спи – слушай. Слушай меня внимательно, Винсент. Тебе надо уходить отсюда. Понимаешь, срочно! Ты обязан покинуть это место, малец! Не теряя ни минуты.

Голос человека отдается эхом в голове Винса. Он плохо понимает то, что тот пытается донести до него. Слова канут в зыбком мареве иллюзий, точно порожденные его болезненной фантазией из отрывочных впечатлений и воспоминаний, хранящихся у него в закромах памяти.

– Хотя бы к себе домой или куда угодно, – продолжает чернокожий лекарь, – подойдет любое место – только не оставайся здесь. Понимаешь, Катарина выдала очередное распоряжение. Из-за этого Сталист теперь гребет под одну гребенку всех путников, которые хоть немного держатся на ногах и не имеют внешних повреждений. Ты попадаешь под новое распоряжение, а троллю ничего не докажешь. Этот демон исполнителен, как две сотни жаждущих наживы алеги. Он скоро будет здесь, так что тебе, действительно, больше здесь нечего делать. Я сложил сумку с лекарствами. Пик у тебя миновал, так что я за тебя спокоен, а все необходимое для последующих двух часов ты, судя по карте, уже принял. Как придешь домой, главное – выспись. Это будет лучше всего. И в следующий раз ты как-нибудь уж проследи за расходом своей магической силы, а то опять будешь маяться головой. Да смотри, чтоб в очередной раз, когда будешь до конца истощать свои резервы, потом еще хуже не было. Ох уж эти мальчишки… Что б с тобой случилось, если бы никого из нас поблизости не было? Так? А теперь будь молодцом – проглоти вот это. – Винс, стараясь держать глаза раскрытыми, чтобы вновь не окунуться с головой в спасительную темноту лихорадочной дремоты, смотрел, как огромная ладонь чернокожего гиганта приближается к нему. – Давай-давай. Глотай. Ну же, Винсент. Вот, а теперь водичкой запей.

Паренек захлебнулся, широко раскрыл рот и почувствовал, как влага, смешанная с его собственной слюной, течет по подбородку и вначале капает на одеяло, а потом на его одежду. От этого ему стало противно. Он закашлялся, пытаясь проглотить странную пилюлю, сунутую ему Большим Томом. Когда парень все-таки смог осуществить природный позыв и прикрыть глаза, пытаясь укрыться в объятьях небытия, он внезапно осознал, что дорога туда отныне ему закрыта.

– Не думай ничего такого. Я только хочу тебя взбодрить, чтоб у тебя сил прибавилось добраться домой. Знаю, что потом ты меня точно не отблагодаришь, но… Чувствую, по-другому отсюда тебе не выбраться. Да и от того, что тут творится, мне не по душе.

Винс медленно приходил в себя, слушая странную болтовню Большого Тома. То, что говорил этот лекарь, никак не могло здраво уложиться в его голове. Мысли путались еще сильнее, чем прежде. Единственное, что он точно понял – произошло нечто из ряда вон выходящее, раз его пытаются силком вытолкать из лазарета, даже не заботясь о его будущем здоровье и самочувствии. И главное кто – Большой Том. Тот самый человек, который вечно старался удостовериться в полном ли порядке его подопечные, прежде чем отпускать их на все четыре стороны.