Лютиен, шатаясь, попятился, но затем весьма разумно шагнул вперед, прежде чем противник успел нанести еще один тяжелый удар. Темный Рыцарь выбросил вверх колено, и так как Лютиен успел повернуться, чтобы защитить пах, то получил удар в бедро.

Лютиен ответил на этот выпад резким ударом открытой ладони под подбородок, а затем отпрыгнул назад, отчаянно пытаясь вырвать у противника кистень, намертво обмотавшийся вокруг его меча.

Он снова получил удар, на этот раз в грудь, и снова прямо в раненое плечо. Юноша ответил тем же и болезненно поморщился, разбив себе руку о броню Темного Рыцаря.

Удар слева обрушился Лютиену в солнечное сплетение, он отскочил в сторону и рванул на себя меч, пытаясь вывернуть рукоятку кистеня из железной рукавицы рыцаря.

В конце концов «Ослепительный» высвободился из клубка с такой скоростью, что Лютиен пролетел мимо своего противника и упал на одно колено. Темный Рыцарь повернулся к нему и раскрутил кистень над головой, желая воспользоваться удачным моментом для атаки, но лезвие «Стремительного» оказалось гораздо острее и крепче, чем он себе представлял, а цеп был старым оружием, не моложе, чем его хозяин. Железная цепь, ослабленная возрастом и ударом острейшего во всем Эриадоре меча, лопнула, шипастый шар просвистел в воздухе и попал прямо в руки Оливера, защищенные зелеными рукавицами.

Темный Рыцарь, явно не заметив потери своего оружия, взревел и бросился вперед, размахивая рукоятью с половиной цепи. Он замедлил свой бросок, только заметив ироническое выражение на лице Лютиена.

— Простите меня, благородный сэр рыцарь, — раздался сзади голос хафлинга. Темный Рыцарь медленно обернулся и увидел, как Оливер раскачивает шипастый шар за обрывок цепи. Он перевел недоумевающий взгляд с Оливера на свое оружие и тут же тяжело рухнул навзничь, поскольку Лютиен подсек ему ноги.

А еще через мгновение юный Бедвир стоял над ним, приставив к горлу острие «Ослепительного».

— Прошу тебя, — заговорил Темный Рыцарь, и Лютиен понял по его просительному тону, что тот потерял мужество. — Пожалуйста, благородный сэр, позволь мне принести прощальную молитву Богу, прежде чем ты убьешь меня, — продолжал Темный Рыцарь. — Ты честно победил, я не имею к тебе никаких претензий, но я прошу тебя, позволь мне уйти с миром.

Услышать такие слова от одного из сторонников Гринспэрроу было еще удивительнее.

— Кто ты? — спросил Лютиен.

— Конечно, конечно, мое имя, — торопливо произнес Темный Рыцарь. — И я, разумеется, должен узнать твое имя, прежде чем ты убьешь меня… — Он вздохнул и не закончил свою мысль.

— Я — Истебрук из Ньюкасла, — объявил он, — Лорд Протектор, Первый из Шести Кавалеров.

Лютиен оглянулся на Оливера, его губы беззвучно произнесли: «Первый из Шести?» Юный Бедвир слышал об этом отряде, в котором служили личные телохранители короля Эйвона и правителей шести крупных городов южного королевства, но всегда считал, что отряд был распущен, когда к царствованию пришел Гринспэрроу, ведь теперь телохранителями служили циклопы из преторианской гвардии. Очевидно, он ошибся.

Лютиен медлил, понимая, что ему необходимо как следует обдумать ситуацию. Он отвел острие «Ослепительного» от горла рыцаря и стер кровь со своего лица, не переставая вглядываться в странного старика, который лежал перед ним на земле.

— Далеко же ты забрался от Ньюкасла, — сказал Лютиен.

Истебрук встал и вновь обрел часть прежнего своего величия.

— Я облечен миссией, — сообщил он. — Впервые за… — он наморщил лоб, пытаясь вспомнить, сколько времени кавалеры пребывали в полном забвении. — Ну, не важно, — вздохнул Истебрук после долгой паузы. — Я уже помолился. Теперь ты можешь сказать мне свое имя и убить меня. — Он еще раз вздохнул и твердо взглянул Лютиену в глаза.

Лютиен оглянулся. Конечно, он не убьет этого человека, но вот только хотелось бы знать, как его действия — или отсутствие таковых — будут расценены этой компанией.

— Я что-то не помню, чтобы мы договаривались сражаться до смерти, — сказал Лютиен, отступая в сторону и протягивая руку. Темный Рыцарь недоверчиво взглянул на него, затем принял его руку, и Лютиен помог ему встать на ноги.

— Я позабочусь о наших лошадях, — предложил Истебрук и пошел прочь, заметив приближение Оливера.

Лютиен тоже увидел хафлинга.

— Ты сказал, что тоже в этом поучаствуешь.

— Ничего я такого не говорил, — возмутился Оливер.

— Ты подразумевал это! — зарычал Лютиен.

Оливер глубоко вздохнул и пожал плечами:

— Я передумал.

Их разговор оборвался моментом позже, когда кольцо горцев внезапно сузилось, огромные всадники со смертоносным оружием, двусторонними пиками и непомерно огромными боевыми топорами прижали их друг к другу, лишив возможности обороняться.

Лютиен прокашлялся.

— Благородный сэр Истебрук, — сказал он просительно. — Не мог бы ты поговорить со своими… друзьями?

Разнообразные слухи циркулировали среди эриадорцев, когда они разбивали лагерь в широкой долине Глен Олбин, на северо-востоке от Айрон Кросса. Они почти уже ее пересекли. Дун Карит, опорный пункт Мальпьюсантовой стены, еще не был виден, но гора, укрывающая крепость, уже появилась в поле зрения. Битва начнется не позже чем через два дня, а то и завтра к вечеру.

Эриадорцы полагали, что смогут взять Дун Карит и всю стену только силами войска Кэр Макдональда, теми пятью тысячами, которые пришли в Глен Олбин. Их надежду усиливали слухи о подкреплении. Лютиен уже был на пути к ним, если верить молве, а с ним — тысяча грозных всадников Эрадоха и столько же фермеров из маленьких деревушек центрального Эриадора. Весь край восстал против Гринспэрроу — так казалось повстанцам, когда они разбивали этим вечером свой лагерь.

Слишком много тревожных мыслей роилось в голове Кэтрин, не давая ей заснуть. Эриадор восстал и будет насмерть бороться за свою свободу. Именно об этом она мечтала с самой ранней юности, и все-таки теперь, когда ее мечта начинала у нее на глазах превращаться в реальность, Кэтрин чувствовала, что ее радость омрачена.

Она потеряла Лютиена. Она слышала шепот друзей за своей спиной, и, хотя в их словах не было злобы, а только сочувствие, это уязвляло Кэтрин еще сильнее. Она знала, что Лютиен и Сиоба были любовниками, знала уже давно, но только теперь, когда восстание подходило к концу и возникли перспективы мирной жизни после войны, тяжесть этой правды обрушилась на нее со всей силой.

Она тихо брела мимо часовых и групп солдат, собравшихся вокруг костров. Многие играли в какие-то игры, некоторые пели песни старого Эриадора. Иногда воины замечали ее и махали руками, широко улыбаясь, но по выражению лица Кэтрин тут же понимали, что девушке сегодня не до них, и предоставляли ей желанное одиночество. Кэтрин вышла за северную оконечность лагеря в темные поля, где звезды казались ближе, — и здесь она наконец осталась наедине со своими мыслями.