Костя же в это время прошелся по одежде — взглядом и руками, чтобы понять, нет ли переломов, что по ранам.

— Ты его не грохнул хоть? — Гордеев спросил, вскидывая взгляд на Гаврилу, но тот даже не попытался оторваться.

Смотрел на свою Полю, находясь где-то на грани безумия из-за злости. Из-за рвущего на клочья адреналина…

Мотнул головой, прошелся пальцами по шее Полины, плечам…

Она снова скривилась, продолжая держаться за бок…

— У неё могут ребра быть сломаны…

Гаврила вытолкнул из себя, Костя снова посмотрел на друга сначала, потом на Полю.

— Он её ногами что ли? — и спросил, в принципе, зная ответ.

— Кость…

А потом резко голову повернул, понимая, что по лестнице спускается Агата.

Выругался уже сам, поднялся, пошел навстречу, пытаясь спиной закрыть то, что ей видеть не нужно.

Она спустилась, держась одной рукой за перила, ступая вроде бы аккуратно, но под ноги смотреть даже не пыталась — только завороженно на Гаврилу, на незнакомку на диване…

— Агата, блять, ну я же сказал…

Когда Костя прижал её к себе, зафиксировав за затылок, чтобы не рыпалась и лишнего не насмотрелась, а потом развернул, оставляя спиной к гостиной, Агата уже тряслась.

Наверное, успела всё «нужное» рассмотреть. И сопоставить, наверное, тоже успела.

Костя несколько секунд наблюдал, как Гаврила продолжает прощупывать Полину, как говорит шепотом, даже для них с Агатой неразборчивым, как Поля кивает в ответ, пытается сказать что-то… Потом зажмурился, вжимаясь в висок Агаты…

— Замочек… В комнату… Давай… Ты тут не поможешь. Мы справимся.

Пытался сказать даже ласково что ли… Она же почему-то головой замотала…

— Я помогу. Сейчас…

Дернулась зачем-то. Конечно же, безрезультатно. Костя держал крепко. Косте почему-то было страшно. И очень гадко. И безумно важно, чтобы хотя бы это её не коснулось.

— Агат… В комнату.

Он отстранился немного, поймал испуганный взгляд, заставил смотреть на себя, произнес требовательно.

Так, чтобы поняла: пререкаться бессмысленно. Нужно исполнять.

И только когда стало очевидным: она на своем не настроит, Костя снова обнял, шепнул на ухо, поглаживая по спине:

— Ничего смертельного. Мы разберемся.

Придал ускорения легким ударом по пятой точке, сначала проследил, чтобы Агата поднялась на второй, мысленно похвалив за то, что не оборачивалась и не пыталась ещё что-то там рассмотреть, только потом вернулся к дивану.

Занявшим который, кажется, было абсолютно всё равно, что вниз спускалась какая-то там Агата.

— Что там случилось, объяснишь? — Костя обратился к Гавриле, тот кивнул, но от Полины по-прежнему не отрывался.

— Позже. Давай сначала… Врач…

Говорил сбивчиво. Скорее всего в голове у него сейчас абсолютная каша. И Костя, черт возьми, его понимал. Он бы, наверное, тоже не смог.

* * *

Врач был в поселке очень быстро. Гаврила отнес Полину в одну из спален на втором этаже. Костя стоял в дверном проеме, глядя, как Гаврила сам берется за пуговицы на рубашке Поли, начинает их расстегивать, она же, пересиливая боль, протестует.

Мотает головой и просит взглядом…

Костя понимает, почему.

Полина не хочет, чтобы Гавриле на голову падало новое небо.

Поэтому, вздохнув, подошел к другу сам, взял за локоть, сжал с силой…

Конечно, Гаврила повернул голову и посмотрел предостерегающе. Конечно, готов был вот сейчас дать в морду любому, кто попытается помешать ему спасти свою любимую дуру.

Но и Костя к этому был готов. А еще знал: Полина просит правильно. За всё это время наворотила херни, а вот сейчас просит правильно. Если Гаврила увидит, как сильно ей досталось, до утра горе-муж не доживет.

— Мы выйти должны, её врач осмотрит. Понимаешь?

Костя задал вопрос тихо и спокойно. Долго выдерживал взгляд друга, который не понимает…

Только через минуту где-то Гаврила закрыл глаза на мгновение, выдохнул, соскользнул пальцами с ворота блузки Полины.

Выпрямился, чтобы выйти из спальни, не глянув ни на кого. Ни на девушку, ни на друга или врача.

Дальше слышно было, что спускается по лестнице, хлопает дверью…

Полина подняла взгляд на Костю, одними губами, беззвучно, шепнула «спасибо», получив в ответ кивок.

После чего Костя смотрел в спину отвернувшегося к столу врача, который занимался собственной подготовкой к осмотру.

— Мы вас во времени не ограничиваем. Что скажете — сделаем. Вы только убедитесь, пожалуйста, максимально…

Мужчина глянул через плечо, кивнул точно так же, будто проникнувшись их сегодняшней немногословностью, после чего вернулся к своему занятию, а Костя направился в сторону двери. Закрыл её, остался в коридоре, глядя в потолок, выдыхая в него тяжело…

Если сделать несколько шагов влево — можно зайти к Агате, которая совершенно точно не спит, трясется, переживает.

Если спуститься вниз — на пороге будет стоять нервно курящий, находящийся в состоянии неконтролируемой злости и такого же страха Гаврила.

А можно остаться здесь. И ещё разочек порадоваться тому, в насколько шикарной обновленной жопе они дружно оказались. И насколько велика его заслуга в том, что Павловской достался такой шикарный муж.

Мотнув головой, Костя повернулся к лестнице, пошел вслед за Гаврилой, потому что первым делом нужно было хотя бы минимально выяснить, что случилось и что его праворукий романтик успел сделать.

Мужчина стоял на террасе, упершись руками в перила, позволяя пеплу с сигареты опадать прямиком на влажную из-за продолжавшегося дождя траву.

На улице — ощутимо холодно. Но Гавриле посрать. И Косте как-то тоже.

Слишком горячая ночка. Слишком не такая, как хотелось бы.

Костя подошел сбоку, Гаврила сначала не реагировал, а потом просто открыл пачку, позволяя шефу взять одну и себе, прикурил, когда Костя сжал её губами…

Курили молча. Смотрели вдаль. Слушали, как шумит дождь. Думали, что происходит внутри…

— Я психанул. Сам набрал. Достала морозить. Я же знал, что ей там хуево. Ты не представляешь, сколько раз я предлагал ей свалить. Ты не представляешь, сколько разных идеальных схем я для нас придумал. Я даже тебя бросить готов был, честно…

Гаврила заговорил первым.

— Мне уже похуй было, что там у тебя с кампанией. Справился бы. А у меня… Дура себя же убивает. Говорит, что по любви у неё не получилось. По договоренности тоже. Значит, должно быть так… А он прибухивает, дебоширит. Не привык к отказам. Унижать нельзя его. А Поля, как ты понимаешь…