— Вы видите новую Турцию, — прошептал он. — Скажите, разве она не прекрасна?

Директор школы стоял в коридоре, сияя улыбкой, а мимо него шествовала длинная колонна поющих детей. Один за другим они сворачивали за угол и выходили на залитый солнцем школьный двор.

— Перед вами будущие учителя, врачи и архитекторы новой Турции! — воскликнул Хассан. Голос его окреп и зазвенел от избытка чувств. Он с нескрываемой гордостью смотрел на маленьких темноглазых и голубоглазых турок, которые дружными рядами с песней проходили мимо бюста своего вождя — Кемаля Ататюрка.

8

В результате наших долгих вечерних бесед с Хассаном я начал в какой-то степени понимать его энтузиазм по поводу Гази. Этот человек многое сделал для своего народа. Он не только пробудил турок от вековой спячки, не только поднял уровень их самооценки — по сути, Ататюрк даровал своему народу новую духовность. Заставил оторваться от прошлого и встать на новый путь, который, возможно, приведет Турцию к великому и прекрасному будущему.

Хассан пояснил мне один из важнейших шагов, предпринятых правительством на пути национального возрождения страны.

— Помните, во время разговора в Соле я сказал, что туркам следовало бы воздвигнуть памятник Ллойду Джорджу, — начал он. — Вы тогда еще улыбнулись, и совершенно напрасно. Я говорил вполне серьезно и готов повторить еще раз. В 1920 и 1921 годах — когда мы были смяты и ослаблены после неудачной войны — европейские политики приняли сторону Венизелоса и тем самым оказали нам немалую услугу. Они пробудили нашу доблесть, влили свежую кровь в наши жилы, стимулировали наше самосознание. Турки снова почувствовали себя нацией — возможно, впервые с тех пор, как захватили в Средние века Константинополь. Даже в том состоянии, проиграв войну, мы сумели оправиться от военного поражения, объединились для борьбы с греками и под руководством Гази выиграли эту схватку. Именно там — за столом переговоров в Лозанне — родилась новая Турция. С того момента она стала страной для турок. Иностранцам пришлось убраться вон.

Вы обратили внимание, сколько армян и греков вам встретилось в Турции? Я и сам отвечу: немного. Их сейчас меньше, чем было после походов Александра Великого. И это результат лозаннских договоренностей. Тогда было решено, что все турецкие греки должны покинуть нашу страну, а взамен турки уйдут из Греции и Македонии. В 1921–1927 годах множество греков (если быть точными, миллион триста пятьдесят тысяч) выехали из Турции, им на смену приехали около полумиллиона турок из Греции. Тогда европейские экономисты смеялись над нами. Говорили: «На что рассчитывают эти глупые турки? О каком прогрессе может идти речь, если страна лишилась своих главных коммерсантов?» Однако они не понимали, что греки и армяне исполняли лишь посредническую роль. Да, они продавали нам европейские товары, но мы прекрасно могли сами справиться с этой задачей. Так что мы в результате не пострадали.

На следующем этапе Гази решил избавиться от халифа. И снова европейцы подняли вой: «Турки, верно, сошли с ума! И эта страна когда-то грезила панисламизмом?» А мы именно потому и изгнали халифа. Дело в том, что ислам статичен, он не оставляет возможностей для развития. Республиканская Турция понимала: если она желает стать современным государством, ей придется порвать с традициями, которые тянут назад.

Хассан достал блокнот и начал быстро писать. Вскоре он предъявил мне список основных достижений на пути экономического восстановления Турции. Полным ходом идет железнодорожное строительство. Открываются новые угольные шахты, в качестве побочного продукта страна получает сырой бензол, угольную смолу и метан. В скором времени должны открыться предприятия по добыче меди. В Кекилбурли начинается разработка залежей серы. В Бурсе начала функционировать шелкопрядильная фабрика, а в Анкаре — фабрика шерстяных изделий. В Пасабахче на Босфоре открылось производство стекла, скоро планируется выпускать по пять тысяч тонн штампованного стекла ежегодно. В Алпуллу построили сахарорафинадный завод, еще три завода строятся в Ушаке, Эскишехире и Турхале.

— Если это не экономический прогресс, — воскликнул Хассан, — тогда что, по-вашему?

— А все деньги, которые остаются от промышленного строительства, вы пускаете на армию и на образование? — спросил я.

— Естественно, — подтвердил мой собеседник. — Мы обязаны крепить оборону страны, и мы должны учить наших детей — тех, кто будет жить в новой Турции.

— А вам никогда не приходило в голову, Хассан, что новая Турция, которой вы так гордитесь, появилась благодаря христианству?

Он бросил на меня удивленный взгляд и ответил, что в Турции выбор религии — личное дело каждого гражданина.

— Мне кажется, вы просто не вполне понимаете. Европа — в том виде, в каком она сейчас существует, — результат многовекового господства христианства. Избрав европейский путь развития, вы невольно копируете достижения христианской культуры. Посмотрите, у вас даже выходной день установлен в воскресенье, а не в пятницу, как у мусульман. Возможно, когда-нибудь вы придете к логическому завершению и примете христианство.

9

Во время пребывания в Конье нас пригласили на обед в турецкой семье. Речь шла о муниципальном чиновнике, с которым меня связывали деловые отношения. Это был приятный, спокойный человек, неизменно одевавшийся в черный пиджак и полосатые брюки и тем самым напоминавший мне лондонского клерка.

Дом стоял на узкой темной улочке, где даже тротуар отсутствовал. Несмотря на смену владельцев, здесь царила атмосфера исконной Турции с ее фесками, гаремами и прочими приметами старого быта. Однако, как только мы попали внутрь, сразу стало ясно, что хозяева — современные люди.

Жена хозяина, которой на вид было около тридцати лет, провела нас в холл, где — в соответствии с лучшими европейскими традициями — гостей встречал сам хозяин. Он обменялся с нами рукопожатиями и пригласил в гостиную, намеренно выдержанную в западном стиле. Стены были покрыты серой клеевой побелкой и украшены вставленными в рамку фотографиями хозяина в военной форме. Обстановку составляла мебель из мореного дуба с бархатной обивкой табачного цвета. Посередине возвышался уже накрытый обеденный стол. Маленькая позолоченная статуэтка полуобнаженной балерины — из тех, что можно увидеть на витринах французских антикварных лавок, — очевидно, призвана была символизировать решительный разрыв с прежними традициями. Фигурка занимала почетное место на каминной полке, претендуя на роль экзотического божества домашнего очага, но лично у меня она вызывала стойкие ассоциации с кабаре и вечерним фраком.

В качестве аперитива хозяин предложил нам ракию в маленьких стаканчиках. Его энергичная жена тем временем отдавала последние распоряжения относительно праздничного обеда.

В этом доме все мне казалось удивительным. Я подумал, что попади я сюда в 1920 году, не увидел бы ни хлопотуньи-жены, ни роскошного стола из мореного дуба. Скорее всего, мне пришлось бы сидеть по-турецки на низкой оттоманке и обмениваться любезностями с хозяином, который, кстати сказать, тоже выглядел бы совсем иначе.