фонариком сегодня рано утром разгуливала! – приказал гнусавый, и добавил:

– Имеешь всего двадцать четыре часа!

Они исчезли в машинах; зашуршали по асфальту колёса. Не нужно и говорить, что происходило со мной.

На следующий день мы с Миреком поехали на вокзал Варшава Центральная к поезду из Праги.

В огромной толчее я не сразу узнала Ирен. Мы бросились друг к другу и обнялись. По нашим щекам текли слёзы радости. Я представила ей своего мужа. Он прильнул к руке Ирен, что плавит каждое женское сердце, а тем более, наших сестёр по ту сторону восточной границы.

– Галантный! – шепнула Ирен мне на ухо.

– Сестрёнка моя милая! – нараспев протянула она, ещёраз целуя меня в щёку.

Я смахнула слёзы ладонями. Глядя на неё и отметив в ней некоторые перемены, думала, как всё-таки расчудесно иметь на этой планете хотя бы одну родственную душу.

А перемены были разительными. Нет, не внешние. Она всегда была черноволосой черноглазой красавицей. Её рос-

* Парни. (Польск.)

кошные чёрные волосы цвета воронового крыла, всё также отливая серебряным блеском, струились по плечам, безукоризненно чистая кожа, которая не боялась даже прямых солнечных лучей, всегда имела неповторимый цвет зрелого персика. Всё было в ней, как прежде, вот только глаза, огромные, живые, с обжигающим взглядом, которые всегда магически действовали на другую половину человечества, излучали какое-то таинственное свечение. Мы встретились взглядами только на один миг, и я почувствовала горячую волну прилива единения душ. Это было новое ощущение, не переживаемое мною никогда ранее.

– Нас разделили долгие годы, – произнесла она, когдаМирослав удалился, чтобы поймать носильщика, поскольку Ирен имела огромный багаж, большая часть которого была помещена в камеру хранения. – И не нужно слов, в твоих глазах я прочла всё, а это больше, чем рассказ, – тихо добавила она.

День прошел в сладостных воспоминаниях. Мы говорили и говорили, вспоминали и вспоминали. Мне не хотелось затрагивать тему настоящего, а Ирен ни о чём и не спрашивала – она видела больше сквозь факты реальных событий, а её природный такт не позволял задавать вопросы, тем более, в ответах не было необходимости. Ящик чешского пива, привезённый Ирен из Праги, произвёл на Мирослава огромное впечатление, а узнав, что это для него, он почти прослезился, и его внимание сосредоточилось исключительно на содержимом бутылок.

Болтая без умолку, вечером мы уселись под ореховыми деревьями на старую скамью. Погода разгулялась на славу. Наступала пора золотой осени. Деревья роняли первые пожелтевшие листья. Ветер утих, но был слышен лёгкий шопот отмирающей листвы.

– Обожаю осень! Что может быть прекраснее этого вре-мени года, когда природа щедро отдаёт накопленное и готовится к зимнему сну! – вздохнула Ирен, расширив ноздри, и запрокидывая голову, взглянула в вечернее небо. – Чтобы снова проснуться весной и продолжить вечный цикл бесконечной временной цепочки обновления – отмирания и рождения. А иодный запах, созданный деревьями? – продолжала она. – Это не что иное, как недостающее звено разорванной людьми цепи, которое матушка природа пытается снова восстановить.

– Расскажи о своих путешествиях, Ирен! Мне необыкно-венно интересно всё, что тебе удалось сделать за все эти долгие годы на выбранном поприще. И какая святая миссия возложена на тебя свыше? – спросила я.

– Дорогая, рассказывать всё по порядку слишком долго,мне не хватит трёх дней, которые я собираюсь провести у тебя в гостях.

– Как, только три дня?!

– Да, более не позволяет поджимающее время. Оно не-умолимо наступает мне на пятки. Я должна спешить с переработкой накопленных мной материалов. Ты обратила внимание на серый чемодан необъятных размеров? Он полон бесценнейшими доказательствами, копиями исследований, фотографиями, словом, прямыми фактами необыкновенных чудес, и умалчивание их перед человечеством, является огромным преступлением. После долгих волнующих ожиданий, тщетных ухищрений и нескольких безуспешных визитов в святая святых, я всё ещё надеюсь получить аудиенцию и быть благословлённой его святейшеством Папой на написание книги о нерукотворных иконах.

На протяжении нескольких долгих лет я посетила множество святых мест, где берегут реликвии чудесных образов. Я побывала на земле ацтеков, в Храме Матери Божьей Гваделупской – самой большой и наиболее посещаемой святыни в Латинской Америке. С самого начала его существования там происходят неустанные чудесные обращения и исцеления. Современные научные исследования подтвердили всеобщую убеждённость верующих в нерукотворности Гваделупской иконы Божьей Матери. Небесная красота Непорочной Девы неоспорима, а краски на полотне создала субстанция, которой, в сущности, не существует. Время не стирает цветного проявления прекрасного изображения и не действует разрушающе на ткань – образ не подвластен процессу тления, он стал иконой и является первоисточником для иконописцев.

Далее мой путь лежал через Святую Землю, куда Бог Отец посчитал нужным прислать своего Сына через непорочное зачатие и рождение. Я была свидетелем многих чудотворных явлений и необъяснимых излечений. Наконец, ровно год я провела в Италии. Я истратила уйму денег, привлекая учёных для более глубоких исследований, добывая подлинные документы, или хотя бы их достоверные копии, отсеивая полову и оставляя только крепкие зёрна, которые могут дать свежие побеги. Меня безмерно заинтересовала не только Туринская Плащаница – изображение в негативе подлинного облика Христа, Плащаница из Монопелло, но и платок святой Вероники!

Она взглянула на меня с загадочной улыбкой Монны Лизы на устах. А я только слегка удивлённо приподняла брови, не желая перебивать глупыми вопросами столь удивительного рассказа, от которого веяло невероятно возвышенной чистотой. Я смотрела на Ирен с безмерным восхищением. Сколько же в ней энергии, благородного порыва и огромной целеустремлённости! Как ничтожны перипетии, пережитые мною, сколько истрачено впустую бесценной психической энергии на столь низменные интересы.

– Да, дорогая, у тебя святое имя! – воскликнула она, про-должая свой рассказ. – Изображение Святого Облика на платке женщины по имени Вероника является первой нерукотворной фотографией Бога-Сына! Я была потрясена необыкновенным фактом и неопровержимыми доказательствами, что Плащаница из Монопелло, является не чем иным, как фотографией, которую сотворил сам Бог, то есть позитивом с Плащаницы Туринской и является эталоном в иконописи! Среди духовенства существуют мнения, что Плащаница из Монопелло – платок Вероники, но мы с Рудольфом имеем прямые доказательства того, что эти две фотографии сотворены отдельно. Если они правы, то напрашивается вопрос – что за прозрачную ткань показывают паломникам и пилигримам один раз в год в соборе Святого Петра, если одновременно существует Плащаница из Монопелло? Ещё меня интересовал тернистый путь, который совершили эти уникальные реликвии от Святой Земли до Италии и стен Ватикана.

Возможно, тебе больше хочется узнать о святой Веронике, своей тёзке,