Хант осклабился. Привыкший к мощному напору традиционных для местных ристалищ боев он также оценил маневр Гордиана как признак трусости.

Хант демонстративно взгромоздил меч на плечо, а длинный кривой кинжал – вообще вложил в ножны.

– Да простит меня божество, – сказал он насмешливо и громко, явно играя на публику, – но мне трудно резать такое, извините за каламбур, жалкое создание. Помилуйте уродца!

И он картинно расхохотался. Толпа снова подхватила его смех, заполнив им тысячу глоток. Было понятно, что это не бой, а издевательская игра матерого кота с мышью, загнанной в угол.

В этот момент Гордиан, которого, признаться, уже порядком достали как словесные излияния крепыша, так и оскорбления толпы, резко прыгнул к своему противнику.

Хант тут же, не воспринимая еще всерьез низкорослого юношу, небрежно скинул с плеча свое оружие: он – мастер меча и удар этой шпильки сумеет отразить.

Но Гор не стал бить рапирой! Сделав обманное движение и внезапно крутанувшись, он с размаху всадил носок своего подкованного сапога прямо в пах говорливому жалетелю.

– С лица воду не пить! – тихо сказал он, глядя на падающего с болевым шоком противника, и медленно вытащил болтавшуюся до этого момента в ножнах рапиру.

Блестнул металл. Схватившись за рукоять двумя руками, Гор вонзил свое «шило» прямо в мощный зад поверженного врага, буквально пригвоздив его к доскам покрытия. Минуя кости, металл прошел чуть ниже копчика, разворотив кишки и мошонку.

Брызнул кровавый фонтан, и несчастный Хант забился в агонии, вереща как подрезанный поросенок. Гор выдернул рапиру и еще раз вонзил ее в затылок умирающего в муках бойца.

Затем он извлек оружие из трупа, вытер клинок и, перешагнув через тело противника, сошел с возвышения.

Толпа молчала. Пораженный исходом боя барриста протер платочком лицо, не отрывая остекленевшего взгляда от того, что осталось от так страшно и так быстро убитого консидория.

– Чистая победа! – наконец объявил он, шумно сглотнув. – Следующий!..

После первой победы часы засвистели как пули.

Поединок за поединком, число претендентов на чемпионский титул уменьшалось стремительно и неуклонно. Первый день пролетел молнией, и завороженный кровавой феерией сверкающих мечей и кровавых брызг, Гор был попросту повержен в шок развернувшимся вокруг городской ратуши фантастическим, ни с чем не сравнимым зрелищем.

Тотализатор! Такого накала страстей он не видел никогда прежде. Ни ипподром, ни гонки на карах, ни бокс, ни кэндо не давали такого полного ощущения какого-то маниакального опьянения кровью, ощущения полного погружения в ирреальность.

Погружения в смерть, погружения в боль, погружения в неистовую человеческую ярость.

Казалось, нервы зрителей звенели. Кровью тут было забрызгано все: доски настила, одежда столпившихся вокруг ристалища зрителей, лица наблюдающих за состязаниями запасных бойцов и их дационов.

Металл сверкал – и плоть разрывалась под его злостью и натиском.

Воистину от убийственного, кошмарного действа невозможно было оторвать глаз. После обеда, который Гордиан, несмотря на его привычку есть в любых условиях, едва смог затолкать в рот и при этом не исторгнуть его потом наружу, Бранд почти насильно оттащил горе-кадета в палатку поспать и немного выпить, чтобы снять нервное напряжение от лицезрения ужасающего турнира.

Отдохнув, к вечеру они с Брандом снова явились к ристалищу и доглядели последние состязания, в которых итак обильно политая кровью площадка была снова буквально затоплена новыми алыми потоками.

После оглашения победителей Гор в числе других выживших легковесов (а мертвецами стали почти все проигравшие) поднялся на помост, чтобы услышать свое имя в числе чемпионов дня.

– Итак, – объявил барриста, – седьмой чемпион дня, победитель Ханта Вепря Нарния из Школы Трассера – Го-ор-Фехтовальщик! Лавзейская Школа Брегорта. Поприветствуем героя! Поприветствуем!

Бурные, продолжительные аплодисменты, свист, даже цветы полетели в него – хорошая замена фруктовым огрызкам. Вот она, популярность!

Как и остальные оставшиеся в живых пятнадцать бойцов-легковесов, Гор вяло отсалютовал мечом беснующейся в экстазе толпе и, опираясь на Бранда, сполз вниз.

– Ты плохо выглядишь, брат, – сказал великан, буквально волоча Гордиана на себе. – Вроде не ранен. Да что с тобой?!

– А, не бери в голову, – отмахнулся Гор. – Дурновато мне от крови. Давно не видел столько мертвяков подряд. Дурновато. Слушай, могу я один по городу побродить? Винца глотну, в парке посижу. Тут ведь вроде парк есть? Потом приду.

Бранд посерьезнел.

– Вообще-то Трэйт мне тебя одного запретил оставлять, – заметил он, но потом смилостивился: – Ну если только недолго.

– Час-два мне хватит. Полегчает и приду.

– Ну… лучше – час.

– Идет!

Гор оттолкнулся от Брандова плеча и резво отвалил в сторону. Настолько резво, что уже через минуту затерялся в толпе.

Бранд посмотрел вслед своему подопечному, почесал голову. Опытному вояке подумалось, что Гор слишком бодро бегает для чувствующего себя «дурновато». Впрочем, куда он денется с хомутом на шее?

Бранд махнул на туманные сомнения своей огромной ладонью и поплелся к ближайшей корчме за кружкой Артошского.

* * *

Гор и правда чувствовал себя нехорошо. Его на самом деле мутило и кружилась голова. Однако уже давным-давно будучи бессмертным (по крайней мере до недавнего, мать его, Хеб-седа) он привык плевать на плохое самочувствие и раны с высокой колокольни. Сейчас у бывшего демиурга, впервые, пожалуй, с момента, когда он готовился к схватке с Брандом, имелось дело, которое нужно было сделать, уложившись в подаренные великаном-надзирателем шестьдесят минут.

Вместо парка Гордиан бросился на блошиный рынок, шумевший многоголосой толпой чуть севернее площади Ристалищ. Гор приметил его еще вчера и в многочисленных разговорах как в Лавзее, так и во время их недолгого путешествия в Бронвену осторожно выведал, что все, что ему нужно для побега, можно найти здесь.

Двадцать сестерциев! Если бы старший дацион Трэйт и благородноголосый вилик Сабин знали, на что уйдут деньги, выданные ими молодому кадету, они бы сильно удивились.

А нужно было ему всего несколько вещей – забавных, если подумать.

Для начала Гору требовался один моток медной проволоки, используемой здесь для украшений, кусачки, пила по металлу и несколько полотен к ней. Затем – резиновые перчатки, красивый каучуковый коврик с изображением какой-то примитивной сценки из истории Эшвена, резиновый шланг для поливки овощей на приусадебном участке и хороший кинжал с обоюдоострым лезвием.

Далее пошли предметы попроще. Длинный походный плащ с капюшоном и глубокая шляпа. Плотный теплый жилет. Сумка-рюкзак для путешествий. Фляга. Спички. Хлеб. Консервы. Как ни удивительно, но в этом примитивном рабовладельческом мире со средневековыми феодалами-шательенами и кремневыми мушкетами в свободной продаже имелись разнообразные консервы. В частности, тушенка, рыбное рагу, котлеты в томате и прочее питание для людей, не страшащихся онкологических заболеваний.