Перед поворотом, не слыша шагов бегущего полковника, Берсанака оглянулся и увидел, что Доусон отстал и на бегу прячет в рюкзак аэрозольную тубу с препаратом. Поливать препаратом здесь можно было только Бекмурзу, как понял Гайрбеков.

– Зачем ты?.. – спросил он уже за углом, когда и Док тоже стал недосягаемым для выстрелов снайпера.

– Он слишком много знал…

– Он не предатель по духу.

– Ты же не пощадил Гойтемира…

– Я спас Гойтемира… Окажись на его месте ты, я не стал бы стрелять…

– Почему?

– Подумай сам…

– Не понимаю… – пожал плечами полковник, переходя на шаг. – В чём разница?

– Разница в том, что мне сюда ещё возвращаться и искать людей, которые меня поддержат. Мне нельзя возвращаться туда, где меня никто не будет поддерживать… Ты поступил глупо…

– Я ошибся… – просто признался Доусон, не желая портить отношения. – Но уже ничего не исправить. Ты ведь тоже ошибся, когда послал Бекмурзу на разведку…

– Да, и я ошибаюсь… Иногда…

– Но почему бы ты не стал меня добивать?

– Ты не гордый… Тебе легко было бы приспособиться к жизни за решёткой… Прогнёшься – и выживешь… А он прогибаться не умел…

– Да, я живучий… – согласился Док…

* * *

Они покинули село быстрым шагом, иногда переходя на лёгкий бег. На улице не было ни души. Только у последнего дома стоял седобородый, но ещё крепкий, а значит, не слишком старый человек и приветствовал их поднятой рукой. Берсанака не знал этого человека, но в ответ приложил руку к груди, поблагодарив за приветствие. При этом даже непонятно было, кого человек приветствует. Он наверняка слышал активную стрельбу и понял, что стреляют издалека. Следовательно, перед ним были люди, в которых, скорее всего, и стреляли. Сейчас любая из воюющих сторон носит камуфлированную одежду, и отличить второпях федерала от его противника невозможно. Но человек приветствовал их, понимая, что они гонимые. И, скорее всего, сочувствовал им.

Но на задержку времени не было. Берсанака с полковником Доусоном пересекли короткий каменный мост, стоящий здесь уже не менее пары веков, и сразу свернули в лес, покрывающий склон холма. Южный склон, который уже лишён снега и где можно пройти, почти не оставив следов. Этот путь вёл в сторону от дороги, ведущей в районный центр, куда хотел бы попасть Док. Но прямой путь далеко не всегда быстрее приводит к цели, как считал Гайрбеков. И потому он путь выбирал особо. Нельзя было не только оставлять следы. Нельзя было показывать, куда они направляются…

Спецназ ГРУ наверняка уже спустился с холма против дома Берсанаки и вышел на улицу села. Но улица длинная. Трактор минут пять мчался по ней на предельной для себя скорости. И спецназовцам ещё предстоит эту улицу преодолеть. Только после этого они смогут выйти на дистанцию, с которой возможно просматривать пространство перед собой, в том числе и склоны ближайших холмов, через тепловизор. Берсанака прекрасно помнил, что снайперская винтовка у спецназовцев оснащена тепловизором, потому что без тепловизора невозможно было бы найти ночью Гойтемира, найти и подстрелить. Но пока спецназ выйдет к месту возможного обзора, они с Доком Доусоном будут уже далеко и за склон холма перевалят, то есть из зоны просмотра пропадут, и так спасутся, как спасались раньше…

Капитан Матроскин от природы, как большинство рыжих людей, был человеком нетерпеливым и темпераментным. И ему стоило большого труда научить сдерживать порывы своей натуры. Но – научился… И тем не менее труднее всего в службе ему давались не сложные переходы или тяжёлые бои – там он чувствовал себя нормально, потому что там необходимо было действовать и его энергия находила себе взрывной выход. А вот ждать, ничего не предпринимая, более того, ждать, не будучи точно уверенным, что чего-то или кого-то дождёшься, – это было для капитана всегда мучением, от которого он уставал больше, чем от беготни с холма на холм по цепляющемуся за обувь снегу или по скользкой грязи.

Если, отослав младшего лейтенанта Дударкова к соседу Бекмурзы, капитан ещё ждал возможности скорого действия, то, выслушав по мобильнику доклад пристыженного стариком мента, Матроскин начал откровенно и зло зевать. А в отряде все знали, что капитанская зевота – это категоричный признак плохого настроения.

Тем не менее оставалось только ждать, напряжённо, до усталости в глазных мышцах и до рези в самих глазах вглядываясь в улицы села. И след двух человек, что обнаружил рядовой Венчиков, в конечном итоге ничего не дал. След, полтора десятка метров не дойдя до вершины холма, пошёл резко вниз, к огородам. Причём шёл он через невысокие кусты, где снег, несмотря на то что склон был южным, ещё держался, следовательно, башмаки там отпечатывались чётко. Было похоже, что люди, прошедшие здесь до спецназовцев, ничего не боялись и ни от кого не прятались. То есть это были, вполне вероятно, мирные жители села, блуждающие здесь по своим делам, постороннему человеку непонятным. Конечно, можно было бы предположить, что Берсанака с Доком шли здесь ночью. Но ведь даже ночь не настолько темна, чтобы не увидеть снег под ногами. Можно было бы обойти стороной и не оставлять следов.

Тщательно осматривать след на склоне было слишком рискованно: можно запросто попасться кому-то на глаза – и выдать таким образом засаду. Тогда уж Берсанака точно заставит их месяц на холме лежать и грызть от скуки собственные пятки… Была слабая надежда на то, что по другую сторону холма где-то рядом со следом обнаружатся капельки крови. Док, как определили разведчики, был ранен, и рана его сильно кровоточила. Чтобы убедиться, что след Доку с Берсанакой принадлежит, Матроскин послал по следу в обратную сторону младшего сержанта Игумнова и рядового Венчикова. Те дошли до тропы, протоптанной отрядом «краповых», где нужные следы почти терялись, но следов ранения нигде не обнаружили. На своих солдат Матроскин полагался и был уверен, что если они в четыре глаза капель крови не нашли, то этих капель там нет. Это вовсе не значило, что след не принадлежит Доку с Берсанакой, но если бы капелька, хотя бы одна, нашлась, то это утвердило бы Матроскина в правильности направления поиска.

И опять потянулось сонное ожидание. Теперь уже многочасовое, и челюсти от зевков хрустеть устали. Хорошо, что не дал заснуть подполковник Стропилин, сообщивший результаты выводов экспертов лаборатории ГРУ. И результаты эти были разными, хотя все интересными и дающими повод к размышлению. Если с бронежилетом убитого старшего лейтенанта «краповых» всё было ясно точно так же, как с рваными штанами Дока, найденными в блиндаже, то куртка Алхазура Чочиева у экспертов вызвала сомнение. Препарат, которым обрызганы бронежилет и рваные штаны, как эксперты определили однозначно, призван вызывать ярость у собак. В Советском Союзе такой препарат разрабатывался в конце семидесятых – в начале восьмидесятых годов минувшего века, но тогда результат удачных экспериментов составил только тридцать процентов от общего числа, всё дело с чьей-то лёгкой руки сочли нерентабельным и вообще бесперспективным, и эксперимент прекратили. По слухам, в настоящее время какими-то лабораториями, скорее всего входящими в ведомство ФСБ, разработки возобновились с применением нанотехнологий. Причём сразу по нескольким направлениям. Но результаты пока неизвестны. Опять же только по слухам, разработан препарат, вызывающий ярость у пчёл, но есть косвенные данные, что это не самостоятельные разработки, а результат удачных действий внешней разведки, добывшей соответствующие формулы в лабораториях США, занимающихся этими разработками на протяжении нескольких десятков лет. У американцев с этим препаратом уже были значительные проблемы, когда в результате аварии на лабораторном дворе где-то на границе с Мексикой произошло значительное распыление препарата. В результате мощной атаке диких мексиканских пчёл подверглось население целого городка. Было около десятка смертельных случаев. Но действие препарата списали на некое природное явление, и дело спустили на тормозах. Даже за пределы военного ведомства слухи не вышли, и знали об этом только разведчики конкурирующих стран, занятых чем-то подобным. Теперь препарат вдруг в России объявился уже как собственная разработка. И это после многих лет отказа от финансирования всех исследований по теме…