– Меня пощадят, а тебя – нет…

– Почему ты так решил?

– Я им живой нужен. Судить меня желают. Показательный процесс бы устроили, прессу пригласили… Красивый спектакль с пожизненным заключением в конце.

– Со мной им тоже было бы интересно поговорить… Мне почему-то так кажется… – полковник высоко ценил собственную личность.

– Сомневаюсь, – сказал Гайрбеков как отрезал. – Они тебя уже пытались подстрелить. Они в хромого стреляли. Но спутали тебя с Гойтемиром. Они не знали, что Гойтемир ногу сломал. И стреляли в хромого. В тебя то есть… Интереса ты для них представляешь мало, а мы с Гойтемиром представляли политический интерес. Нынешние власти любят показательные суды… Вот потому я Гойтемира и пристрелил. Он не хотел идти в суд и не хотел пойти «на зону»… Он был гордый и не выдержал бы унижения…

Полковник плечами пожал. Слова проводника поколебали его самооценку.

– Но хотя бы начало пути мы могли бы пройти по дороге. Сумели бы оторваться. А потом бы свернули…

– Нельзя… – отмахнулся Берсанака от полковника. как от надоевшего овода. – Дальше, за холмом, почва другая. Там каждый наш шаг отпечатается. И в любую сторону от дороги… Никак нельзя… А что тебе эта дорога далась? Нога?..

– Нога… – сознался полковник. – Когда из трактора выпрыгивал, что-то там словно лопнуло… Когда побежал, вроде бы не так чувствовалось. Сейчас чувствуется…

– Идти надо быстро.

– Потому и говорю.

– Если парамидол вколешь, расслабишься…

– У меня нет парамидола.

– У меня есть. Расслабишься?

– Я не расслаблюсь. Парамидол – не морфин…

Берсанака забрался во внутренний карман бушлата, на ходу вытащил целлофановый пакет и из него шприц-тюбик парамидола. Передал Доусону. Полковник остановился только на пару секунд, чтобы выдавить содержимое после укола.

– Тогда давай темп прибавим, пока действует, – потребовал Берсанака и зашагал быстрее, не спрашивая согласия. Полковник вынужденно заспешил за ним.

Берсанака сменил тактику. Чтобы не нагружать ногу Доку Доусону, он вместо подъёма на вершину холма свернул в сторону. Здесь местность была более открытая, но и передвигаться здесь можно было быстрее. А до зарослей добраться можно быстро. В принципе, что поднимаясь к вершине, что уходя в сторону понизу, но не по дороге, а по склону холма, они за одинаковый промежуток времени скрылись бы из поля зрения любого тепловизора, который стали бы использовать от поворота дороги. Главное – перебраться на другую сторону холма. Там, за холмом, пойдут лабиринтом скалы. В этом лабиринте легко заблудиться, если не знаешь местности. Но там же легко и спрятаться, потому что в скалах полно гротов и расщелин, которые двое мужчин со здоровыми руками в состоянии просто изнутри завалить камнями и отсидеться там столько, сколько потребуется.

Единственная неприятность – в тех же скалах есть несколько сероводородных ключей с тёплой водой. И вода эта слишком сильно воняет. Впечатление такое, что тебя с головой в унитаз окунули. Конечно, привыкнуть можно к любому запаху, не отравляющему до потери сознания. Но приятного в скалах мало. А уходить через них легко, потому что у преследователя не будет никакого обзора. И даже сверху, если смотреть с вершины холма, можно только в короткие мгновения заметить уходящего, который тут же скроется, и неизвестно, с какой стороны он покажется в следующий раз. Найти преследуемого в скалах можно только случайно, при очень большом везении. Но пока Берсанака Гайрбеков больше полагался на своё везение, чем опасался везения спецназовцев. Да и не было у него выбора в этом положении.

Плохо было другое. Плохо было, что отсюда, с этого участка дороги, до наступления настоящего лета выйти можно было только в две стороны: или назад в село, или в окрестности райцентра. Впрочем, им туда и надо. Беспокоило только, что и спецназ может знать о направлении пути. И может воспользоваться транспортом, чтобы обогнать их по дороге. И даже пешим ходом, той же дорогой воспользовавшись, не петляя в лабиринте скал и не отыскивая наиболее проходимые участки, спецназовцы могут без проблем опередить их. Но для этого необходимо было знать, что Берсанаке с Доком Доусоном необходимо именно в райцентр попасть. Ведь даже сам Берсанака не знает ещё, для чего им необходимо туда попасть. Откуда же могут знать это спецназовцы? Скорее всего, они предположат, что Берсанака решил отлежаться в какой-то норе, как первоначально решили, что он будет отсиживаться в подземельях. Большой отряд «краповых» в этих подземельях уже прочно увяз, и неизвестно теперь, когда выберется. Жалко, не было времени и возможности заминировать там все проходы, все входы и выходы, все потайные двери. Одного хорошего взрыва в подземном коридоре хватит для того, чтобы смести если не осколками, то взрывной волной всех спецназовцев вместе взятых.

* * *

Холм они миновали быстро. На прощание Берсанака даже обернулся, чтобы посмотреть, не видно ли преследователей, но спецназовцы ещё не успели мост миновать, следовательно, видеть их с полковником не могли. Но им всё равно ещё предстоит задержаться у трактора, чтобы Бекмурзой заняться. Сначала в сознание его привести, потом допросить. Даже если учесть, что заниматься Бекмурзой будут не все, всё равно все хотя бы слегка притормозят, чтобы посмотреть на место действия и оценить обстановку. Это уже выигрыш нескольких секунд. А уже за мостом можно будет говорить о выигрыше нескольких минут, потому что там есть возможность уходить в две стороны, и предстоит решить, какой путь выбрали Берсанака с полковником Доусоном. Указатель они, естественно, не оставили. Пусть хвалёный спецназ ГРУ решает головоломку. Пусть даже разделяются и обе стороны осматривают в поисках следов. Но и там и там места такие, что следы останутся только в случае, если Берсанака на танке удирать будет. Но, будь у него танк, удирать пришлось бы уже спецназу. Берсанака служил когда-то срочную службу именно механиком-водителем танка. И сумел бы с управлением справиться с пользой для себя.

Спецназа видно не было, но Берсанака всё равно сделал рукой насмешливый прощальный жест. Это выглядело почти величественно, и даже Док пожелал жест повторить.

– Как нога? – спросил Гайрбеков.

– Терпит.

– А голова? После парамидола…

– Без последствий…

Берсанака знал, что к парамидолу разные организмы относятся по-разному. Боль он заглушает у всех одинаково. Но у некоторых от такой простой штуки голова кругом идёт, некоторым спать хочется невыносимо, а кому-то нужно пять шприц-тюбиков вкатить, чтобы хоть что-то ощутить. У полковника голова, похоже, крепкая…

– Если без последствий, тогда идём дальше… – Берсанака рукой махнул, показывая направление.

Доусон, глядя вперёд, слегка замялся:

– А вообще-то там можно пройти?

Да, внешне скалы выглядели нагромождением камней и трещин, и человеку, ни разу здесь не бывавшему, может показаться, что пути здесь нет. Однако как раз по этим трещинам и лежит единственный путь, параллельный дороге. Правда, он не всегда параллельный. Лабиринт есть лабиринт, и не блуждать в нём невозможно. Необходимо только знать, как блуждать, иначе заберёшься в тупик, из которого не скоро обратную дорогу найдёшь. Но Берсанака эти места хорошо помнил ещё с войны. Он даже дважды пользовался лабиринтом, чтобы вместе со своим джамаатом, когда у него ещё был свой джамаат, уйти от преследования федералов.