Она сошла на берег, не понимая, что с ней происходит. Ей казалось, что с каждым шагом она будет все больше впадать в уныние, но вместо этого будто маленький моторчик заработал у нее внутри.

Все, начиная от таможенников и кончая водителем автобуса, точно знали о ее приезде заранее, и их радушие смыло создавшееся было впечатление, что она здесь чужая. Они знали, что она своя. В пустом двухэтажном автобусе водитель перешучивался с кондуктором. Фрэнсис сидела в задней части салона. Она ничем не выделялась, не выглядела иностранкой, не говорила на чужом языке и знала точно, куда направляется. Для кондуктора она была всего лишь очередной пассажиркой, вернувшейся из поездки по континенту, а не беглянкой, покинувшей родные пенаты много лет назад, и пока тот выдавал ей сдачу знакомыми с детства монетками, не переставая болтать о том, что утренняя пассажирка скоро будет дома есть горячий завтрак, Фрэнсис полностью ощутила себя местной жительницей. Одиночество аутсайдера, вошедшее в привычку много лет назад, растворилось в потоке знакомых реалий. Почтовые ящики, деревья, улицы — все, что она видела перед собой, было частью Ирландии, так же как и она сама.

В Судане перед ней захлопнули дверь, но, сидя в этом автобусе, она поняла, что дверь снова открыта, и, к своему изумлению, она осознала, что хочет войти.

А Ирландия не была на нее в обиде. Кто старое помянет…

15

Поезд плавно скользил по ночной Италии, черной и невыразительной, как носок изнутри.

— Не хватает всего лишь одной детали, — сказал Ричард, — какого-то связующего звена, которое бы все расставило на свои места. Я хочу, чтобы ты поверила всему, что я тебе рассказал, — всему, а не только отдельным эпизодам, которые выглядят не так неправдоподобно, как все остальное. И мне очень хочется верить тебе. Желательно, чтобы мы оба оказались правы. Не хватает какой-то детали, из-за которой все это стало возможным.

— Ты разозлился на меня задолго до прибытия в Абу-Хамед. Вот почему все так вышло.

— Ошибка в датах, — сказал он, не обращая внимания на ее замечание. — Именно она. Ты ушла из посольства прежде, чем они получили информацию о моем паспорте. Я болел несколько дней. Может, поэтому мы не состыковались во времени? Может быть, мы обратились в посольство в разное время? Когда ты прибыла в Каир?

— В воскресенье. Я же сказала тебе. В воскресенье утром.

— И что потом?

— Я пошла в посольство во вторник.

— И я, как мне кажется.

— Как тебе кажется?

— Прошло четыре года, не забывай. Кроме того, днем раньше, днем позже — разница небольшая. Tы сказала, что телексы шли туда и обратно на протяжении всей недели.

— Верно.

— Так сколько, ты говоришь, людей там работает? Не мог кто-нибудь оформить мой паспорт, не имея понятия о том, что ты меня разыскиваешь?

— Нет. Там крошечный офис: только посол и две женщины. И не забывай, мы получили ответ из Хартума. Никто о тебе и слыхом не слыхивал.

— Но я был там, Фрэн. Я был там.

— Значит, ты старался не привлекать к себе внимания. Интересно почему.

— Почему ты упорно не хочешь верить тому, что обстоятельства были превыше нас? Прими во внимание расстояние, разделявшее нас, возможные технические проколы, устаревшую систему связи.

— Ай, перестань ты уже метаться из стороны в сторону, Ричард! Совсем недавно ты провел несколько часов, убеждая меня, что я тебя бросила. А теперь ты хочешь, чтобы я поверила в обратное. Чему верить?

— Если б я знал! Но единственный способ покончить со всей этой неприятной историей — это быть откровенными друг с другом.

— Послушай, если существует какой-то невидимый невооруженным глазом фактор, который мог бы нас обоих оправдать, то скажи мне, что это, и я поверю тебе. На самом деле, я поверю всему, что ты мне рассказал о своей жизни, начиная с Абу-Хамеда до Флоренции, но ты меня никогда не убедишь, что звонил в Каир, потому что я точно знаю, что ты этого не делал.

Ее голос дрогнул, у меня сжало горло.

— Фрэн, послушай. Я зависаю в Хартуме и жду, когда сделают паспорт. А тут приходит телекс, в котором написано, что меня разыскивают. Я просто несчастный тип, попросивший их взять меня под свое крылышко. Если бы я не хотел, чтобы ты знала, где я, как я мог бы убедить дипломатов послать неверную информацию в Каир? Да они бы ответили на любой телекс задолго до того, как я узнал бы о нем.

— Тогда напрашивается вывод, что сумку у тебя не крали и что интуиция меня не подвела. Ты бросил меня. Тебе не надо было обращаться в посольство ни за паспортом, ни за выездной визой, ни за чем-либо еще. Жаль. Тот эпизод с несчастным путником, который бродит по Хартуму в поисках бутылки минеральной воды, был очень трогателен.

— Господи. Tы считаешь, я все это придумал?

— И не только это, заметь.

— О боже, не будь так несправедлива ко мне! Я не смог бы так с тобой поступить!

Вместо ответа она спрыгнула с полки, достаточно тяжело приземлившись на пол прямо рядом со мной. Ричард тут же последовал за ней и преградил ей путь к выходу.

— Я устала, Рич. Я измотана и выжата, и, как знать, если ты и дальше будешь продолжать давить на меня, я могу даже поверить в то, что в Судане снова началась гражданская война. Я пожертвовала ради тебя всем, а ты хочешь убедить меня в том, что я сбежала. Мне никогда не было так одиноко, как в Каире, а ты хочешь назвать это побегом. Я чуть не сдохла там! Давай не будем повторять все с начала.

Он сделал шаг в ее сторону.

— Но ты должна мне поверить.

— Нет, не должна! Я не обязана тебе верить. Когда я тебя видела в последний раз, ты сказал мне, что я не стою твоих стараний, а своим ушам я верю! — И она сжала кулаки и ударила себя по бедрам. — Покажи мне паспорт, оформленный в Каире в тысяча девятьсот восемьдесят третьем году, и я приму все на веру, но не проси меня, не проси опять идти на компромисс.

Они стояли лицом друг к другу — две темные тени в приглушенном свете, — и тут он притянул ее к себе и поцеловал. Она не сопротивлялась. Посреди неизвестности они на мгновение воссоединились. Кто знает, что на них нашло? Прошлое припомнилось, должно быть.

Как ни странно, я не стала сворачиваться клубком и лежать, не зная, куда деваться от смущения, когда они, глубоко вздохнув, прижались друг к другу губами, меня просто потянуло взять пилку и привести ногти в порядок. Оставалось только надеяться, что это не зайдет далеко. Заниматься любовью в поезде на Инсбрук — это было бы, конечно, приключение трогательное и волнующее, навевающее меланхолические воспоминания, но я уже и так достаточно много о них узнала, и у меня не возникало желания стать им еще ближе.

Кроме того, даже учитывая мои самые романтические предположения, я не сомневалась, что перерыв в обсуждении будет недолгим. Это вовсе не походило на великое воссоединение двух любящих сердец, как я себе представляла, хотя мне еще предстояло узнать, что сама парочка думает по этому поводу. Их роли и устремления изменились — но что это значит? Что они поменялись местами? А может, они все же притормозят у переправы и встретятся где-нибудь в середине пути? Что касается лично меня, то теперь меня удовлетворит только великое раскаяние со стороны одного из них. Тем временем я, терпеливо ожидая, куда заведет этот новый поворот сюжета, почувствовала, что непроизвольно задержала дыхание — и вообще рада была бы провалиться сквозь землю. Бог ты мой, как они целовались! Страстно и нежно, а потом спокойнее и снова неистово, и притом настолько, что я уже начинала задумываться: а не вернулись ли они в прошлое?