— Блогерша Олечка?!

Он дернул головой.

— Вы меня лучше не перебивайте!.. Я Ольге рассказал когда-то и про почту, и про комп. Нас забавляло, что бабка всем мозги морочит, а все ей верят, понимаете? «Ничего-то она не умеет, ничего не соображает!» Все умеет, все соображает!

Митрофанова пристально смотрела на него.

— Ну вот, — он взъерошил волосы, и она вдруг поняла, что говорить ему на самом деле трудно. — А Ольга встречается с этим, вашим. Которого уволили.

Катерина все поняла, как только он сказал «с вашим», но все равно переспросила замороженным голосом:

— С кем она встречается?

— С Вадимом Веселовским, ну что вы, ей-богу!..

— Откуда вы знаете?

— Я их видел. Вернее, не я, а Дэн Столетов, но не суть важно. И Ольга выложила фотографии в Интернет сразу после убийства. Она сказала, что хочет написать детектив, только не ерунду, как Покровская, а настоящий! С настоящим, подлинным трупом. Она выложила фотографии и кинула клич, чтобы все искали следы убийцы. Ведь преступник всегда оставляет следы, надо только хорошенько поискать.

— Какой… клич?!

— В блоге! И все искали, ничего не нашли, ну, а она нашла.

— Нашла, — повторила Митрофанова, чувствуя, что самое худшее впереди. — И что она нашла?

— Я вам покажу, — сказал Береговой, — если вы пустите меня за компьютер. Они все в моем архиве лежат.

Митрофанова поднялась, словно во сне, освобождая ему место за своим столом.

Он уселся и заиграл на клавиатуре, как на пианино, быстро, легко и красиво.

У него были длинные музыкальные пальцы, на которые она посмотрела и отвела глаза.

— Вот смотрите. Это фотографии с места событий. Она снимала все подряд. И вот рука, видите?..

Митрофанова через его плечо уставилась в монитор.

— Рука вытаскивает пропуск из кармана… трупа. Давайте увеличу, вот так. Можно даже буквы на пропуске рассмотреть! Ну, вот «ова» отчетливо видно!

— Ну и что?

— Ну, она считает, что это ваша рука, и ваш пропуск, и труп к вам приходил. Ну, еще до того, как стал трупом! «Ова» — последние буквы фамилии Митрофанова. Выходит, он по вашему пропуску зашел. Следовательно, вы его знаете. Значит, причастны к убийству, — мрачно выговорил Береговой и посмотрел ей в лицо.

Она молчала, рассматривая фотографию.

Вот выдержка, а?.. Не баба, а железный конь!

— Я не знаю этого человека, — сказала она наконец. — И никогда не видела. Он ко мне не приходил.

Она вдруг тяжело оперлась на его плечо, но быстро отдернула руку.

— Я хотел сам расследование провести, — признался Береговой, поглядывая на нее. — И злился очень! В бешенстве был просто!

— Я заметила.

— А потом этот новый заместитель, который на самом деле писатель, объявился и стал все спрашивать! Я ведь на самом деле был у вашего дома и видел там собаку, только не понимаю, при чем тут собака!

— Я тоже.

— А потом Покровская мне сказала, что вас тоже того… чуть не убили, и как раз когда я возле вашего дома болтался, и я решил, что вы не только уволить меня хотите, но и убийство на меня повесить. А я не убивал никого!

— И я не убивала. С чего ваша подруга решила, что это именно моя рука?

— Запонка.

— Что — запонка?

— На фотографии манжета с запонкой. У нас такие манжеты только вы носите. Больше никто. Это всем известно.

— Олечка так сказала?

Береговой кивнул.

Митрофанова опять зачем-то взялась за его плечо.

— Это мужские запонки, Володя, — сказала она и стиснула плечо холодными острыми пальцами. — Посмотрите получше. У меня таких нет и быть не может.

— Не разбираюсь я в запонках.

Она отпустила его плечо, обошла стол и села в то самое кресло, где только что сидел он, а до него, когда-то давным-давно, Александр Шан-Гирей.

— Почему вы решили мне все рассказать?

Он глубоко вдохнул, как перед прыжком в воду.

— Потому что Ольга с Веселовским! И она ему звонила и говорила, что не знает, что теперь делать, потому что я вернулся на работу! Не должен был вернуться! А Веселовского тоже уволили… из-за вас.

— И что?

— Ничего, — буркнул Береговой. — Просто я подумал: имеет смысл сначала с вами поговорить, а потом с Анной Иосифовной или с кем там еще! С новым замом, что ли!

— Откуда он только взялся?.. И почему именно он?.. И почему бабка его попросила разобраться?.. Он же совершенно чужой в издательстве человек! Не Стрешнева и не меня, а именно его!

— Вы у меня спрашиваете? — осведомился Береговой. — Так я ничего не знаю!..

— И пропуск, — продолжала бормотать Митрофанова, будто во сне, — я же потеряла пропуск, и его восстанавливали. «Ова» ведь необязательно Митрофанова! Это какая угодно может быть фамилия!

Она вдруг вскочила с кресла, подбежала к шкафу, выдернула из него сумку и стала лихорадочно копаться внутри.

— Вадим не мог, — повторяла она, вытаскивая из сумки какие-то вещи, — может, Олечка и способна на это, но Вадим не мог! Он кто угодно, только не убийца.

— Екатерина Петровна!

— Зачем ему убивать?! Да еще у нас в издательстве?! Да еще непонятно кого! Но если фотографии выложила Олечка, а он теперь с ней…

Тут Митрофанова замолчала, как будто подавилась, и села на пол, смешно и неестественно подвернув ногу.

Береговой подскочил к ней.

— Вы что?! Вам плохо?!

В каждой руке она держала по пропуску, переводила взгляд с одного на второй.

— Как он сюда попал? — Она ткнула в Берегового пропусками. — Как они сюда попали?! Я же один потеряла! Почему их теперь два?!

И она швырнула пропуска на ковер.

— Тише, — сказал Береговой, подобрал пластмассовые прямоугольники и оглянулся на дверь. — Тише, тише!.. Может, воды принести?

— Идите к черту, какой еще воды?! У меня совершенно точно был только один пропуск, а второй я потеряла! У меня совершенно точно нет таких запонок! Я совершенно точно никого не приводила в издательство! И я точно не знаю убитого человека!..

Дверь распахнулась, и в кабинет заглянул Стрешнев.

Такой всегдашний, нормальный, такой свой, что Митрофанова проворно встала на четвереньки и, помогая себе руками, держась за ближайший стул, поднялась с ковра, вырвала у Берегового пропуска и пошла к Стрешневу.

— Катя?! Ты что? Что случилось?

— Саша, я ничего не понимаю! Этот новый заместитель на самом деле Алекс Лорер, помнишь «Запах вечности»? Его бабка нашла, чтобы он разобрался, что происходит в издательстве! И у меня два пропуска, а был только один, я это точно знаю! И запонки на этих проклятых фотографиях не мои!