– Приятного аппетита, – прогнулся Туманов. – Трапезничаем, мужики?

– Трапезничаем, – согласился неповоротливый.

Туберкулезник с акульей челюстью кашлянул в кулак, подозрительно уставился на Туманова. Фиксатый – неприятный тип, худой и жилистый – наоборот, шнырял белесоватыми главами то по мне, то по Алисе и, казалось, не знал, кого выбрать.

– Далеко ли баб кантуешь, парень? – поинтересовался неповоротливый. Воткнулся глазами в мою грудь и вроде как задумался. Автомат, пригретый под мышкой, вдруг показался чересчур горячим.

– Мужики, извиняйте, – бодро начал Туманов, – заплутали мы в ваших осинках. Непруха вышла. От Услачей вторые сутки по лесу дрейфуем, умотались, как каторжные, а все конца не видать. Где тут у вас цивилизация? Нам бы поселочек – с почтой, телеграфом. Надоумьте, мужики, куда трюхать-то, а?

– Свистишь, мужик, – прокашлял туберкулезник, – до Услачей верст полтораста; ты бы сдох, а за два дня не дотрюхал.

– Так и я о том, – согласился Туманов. – Мы на машине ехали, да кончилась наша машина. Движок сломался, он старенький, с семидесятого года. И не помог никто. Да и не было там никого – тропа волчья, три машины в день. Зарыли мы наш «зарубежец» под елочкой и пешком двинули. Напрямки, через лес, тут Елизаветинка должна быть. Так заплутали, мужики…

Врал Туманов жалобно, но халтурно. Кабы не хмельная хмарь в мужиках, хоть за голову хватайся. Или за ствол.

– Да нет тут никакой Елизаветинки, – посмурнел трахоматозник.

– Как это нет? – изумился Туманов. – А нам в Столбовом сказали, есть.

– Горбушки есть, Куржум есть, – проинформировал обладатель псиных брылей. – А кроме Горбушек да Куржума, ни хрена тут нет, парниша. Заплутал ты.

– Да нам хоть куда, – махнул Туманов, – лишь бы почта была.

– А давай, мужик, маленький ченч сообразим, – оскалился фиксатый. – Ты нам баб на пять минут – пообщаться, а мы тебе пожрать, выпить и в Куржум свезем. Ну не одного, понятное дело – с бабами.

– А ну цыц, Фикса! – рявкнул «бульдог». – Охренел, сперма ходячая! Разуй глаза – приличные люди перед тобой… Не обращай внимания, мужик, присаживайся. И баб приглашай. Побухтим за жизнь, заколдырим. Мы же люди. Портвешок вот, спиртик. Давай, деваха, не стесняйся, – «бульдог» поманил пальчиком оробевшую Алису, – подкатывайте бревнышки, посидим.

– Вот спасибо, – заметно фальшивя, возрадовался Туманов. – А то мы, ей-богу, мужики, проголодались… А у вас рыбалка, гляжу, полным ходом, – он кивнул на кастрюлю, в которой всплывали и погружались пятнистые щучьи бока.

– Ну, – бухтел «трахоматозник», – рыбачим как можем, развлекаемся…

– Сардон, поди, косяками идет, – подмигнул Туманов. – Места-то тут, безусловно, рыбьи, благодатственные…

– Не-е, мужик, – фиксатый повертел «фургоном», – один щукарь, нет здесь сардона. А еще какая-то мелюзга на стремнинах, хрен знает, как ее кличут… Да вон, – кивнул рыбак небритой челюстью на подбитого чиренка.

Подозрение усилилось. Фигуранты – скользкие на язык и с исколотыми конечностями – разбирались в рыбалке, как в политике. Даже мне с посредственными познаниями местного сленга было известно, что сардон и щука в Восточной Сибири – это примерно то же, что бегемот и гиппопотам – в Африке.

– Давай, вздрогни, приятель, – бульдожистый вальяжно приподнялся и протянул Туманову выуженную из канистры кружку. – И давай знакомиться. Я – Фан Фаныч, это Фикса, а это Игорек – чахотка костлявая. Да ты не бойся, он сегодня не заразный…

Напряжение, понемногу ослабшее, опять натянуло нервы. Страх заставил собраться. Мы с Алисой сидели на бревне поодаль от компашки и тихо дрожали. Туманов расположился на коряге, у самого костра. По-приятельски «вздрогнул», второй раз «вздрогнул». Уж не собрался ли до вечера высиживать? Беседа текла в размеренном темпе, «рыбаки» его о чем-то выспрашивали, он сдержанно отвечал. Я постоянно ошущала на себе взгляды: то фиксатого, то Игорька. А однажды вздрогнула – «бульдог» поднял голову и вперился в меня водянистыми зрачками… Я еще не знала, что треп вошел в заключительную фазу, до разрядки остались мгновения – мне казалось, что разговор перетекает в банальную пьянку, и конец ей наступит как обычно – когда всё выжрут.

– Тетя Дина… – Алиса прижалась к моему боку и зашептала: – Плохо мне… волнуюсь я. И живот болит. Он всегда болит, когда я психую… Давайте в лес сходим? Боюсь я одна…

Слава богу, Алиса «вернулась»! Спесь и гонор потерялись, на бревне сидел ранимый человеческий детеныш.

Я обняла девочку за плечи и постаралась закрыть от раздевающих взглядов.

– Сходим, сходим, Алиса, потерпи. Видишь, дядя Паша еще не наговорился.

Последние слова я произнесла нарочито громко. Фаныч спохватился, глянул в кастрюлю и потыкал веточкой рыбу. Облизнулся и торжествующее провозгласил:

– Вскипело, братки, налетай. По-быстрому хаваем и едем. Игорек – посуду…

Чахоточный поднялся. Уж больно резво. Со стороны могло показаться, что он подчиняется условному сигналу. Возможно, так и было. Не думаю, что без высочайшего благоволения пахана он бы осмелился дерзнуть. Положение складывалось не в пользу Туманова. Он сидел у костра, лицом к реке. Оппоненты располагались напротив, по дуге – следующим образом: посреди Фаныч, по левую руку, почти касаясь рукавом – «туберкулезник»; справа фиксатый, то и дело косящий в нашу сторону. Игорек поднялся и потянулся за спину Туманову – к рюкзакам. Там же лежала недогорелая головня – сучковатая дубина, похожая на булаву. Ее, должно быть, выбросили из костра: влажная, коптит, толку никакого. Как она оказалась в руках чахоточного, я честно говоря, прозевала. Он вырос с дубиной у Туманова за спиной. Дальше шло, как в фехтовальном поединке, где на все даются секунды. Он замахнулся – хряпнуть Туманова по затылку (говоря по фене, смазать по чердаку). Туманов ждал, готовился. Из положения «сидя» уйдя влево, упал на землю, перевернулся, изобразил сложную танцевальную петлю из «брейк-данс» и махом правой руки подсек ноги Игорька. Тот с воплем полетел на задницу. Туманов новым махом – оказался на ногах, слапал ошеломленного Фаныча за затылок и бросил на себя – брылями в костер. Пахан обрушил кастрюлю и угодил в средоточие огня… Оглушительный вопль огласил сонную тайгу. Вырвавшись из пламени, он схватился за лицо, упал, принялся волчком вертеться по полянке. Не таким уж он оказался неповоротливым.

– Игорек, за пищак его хватай! – взвизгнул фиксатый. – Души гадину!

Игорек не успел броситься. Точный толчковый «йоко-гири» ребром ступни швырнул его в кусты. Он упал, неловко вывернув голову.

Фиксатый уже удирал. Перескочил через босса, сгоревшего на деле, и, пригнув голову, зигзагами побежал к лодке. Но по пути передумал, метнулся к лесу. Я стала вынимать автомат. Вот теперь мы смелые – после драки-то. Да не тут-то было – «пэпэшка» зацепилась визиром за шов и решительно отказывалась выниматься. Я рвала ее с мясом – ой, стыдоба… Тут Алиса что-то швырнула в спину убегающему. Предмет прочертил в воздухе правильную синусоиду и рукояткой ударился фиксатому меж лопаток. Отскочил в траву.