Роза напрягла слух — доносится ли дыхание Фло, ее шевеления из выстланной мусором комнаты? Ничего не было слышно. А если Фло умерла? Что, если она умерла в тот самый момент, как явилась Розе во сне — довольная, сияющая? Роза выскочила из постели и босиком помчалась в комнату Фло. Кровать была пуста. Роза пошла на кухню. Фло сидела за столом, парадно одетая, в темно-синем летнем жакете и подходящей по цвету шляпке-тюрбане, в которой была на свадьбе Брайана и Фебы. Жакет был мятый и нуждался в чистке, а тюрбан сидел криво.

— Я готова ехать, — сказала Фло.

— Куда?

— Туда. — Фло мотнула головой. — В этот… как его там… работный дом.

— Дом престарелых, — поправила Роза. — Тебе не обязательно туда ехать сегодня.

— Вам заплатили, чтобы вы меня отвезли, так шевелитесь, везите, — сказала Фло.

— Мне никто не платил. Я Роза. Я сейчас сделаю тебе чаю.

— Хотите — делайте, я его пить не буду.

Она показалась Розе похожей на женщину, у которой начались родовые схватки. Такова была ее устремленность к цели, решимость, настойчивость. Розе казалось, что Фло чувствует, как внутри у нее шевелится смерть, будто ребенок, готовясь разорвать ее пополам. Так что она перестала спорить, оделась, быстро собрала сумку для Фло, довела ее до машины и отвезла в дом престарелых. Но в том, что касалось смерти, мгновенно раздирающей, несущей освобождение, Роза ошибалась.

* * *

Незадолго до того Роза участвовала в телевизионной постановке, которую показали по всей стране. «Женщины Трои». У нее была роль без слов, и вообще она согласилась, только чтобы выручить подругу, которую пригласили играть куда-то еще. Режиссер решил слегка оживить рыдания и скорбь, заставив женщин Трои выступать с голой грудью. Каждая должна была обнажить одну грудь — правую в случае царственных персонажей вроде Гекубы и Елены и левую для обычных дев или жен, таких как Роза. Роза не думала, что это сильно украсит ее выступление, — в конце концов, она уже немолода и ее грудь приобрела сходство с ушами спаниеля. Но смирилась с новой идеей. Роза не рассчитывала на то, что постановка вызовет сенсацию. Она не думала, что пьесу посмотрит столько народу. Она забыла про те части страны, где люди не могут выбрать шоу-викторину, гонку полицейских за бандитами или американские ситкомы и вынуждены довольствоваться лекциями о международной политике, обзорами картинных галерей и амбициозными творениями театральных режиссеров. К тому же она не ожидала, что нагота произведет такой фурор, — в конце концов, на каждой стойке с журналами в каждом городе страны уже предлагаются щедрые порции голой плоти. Как могла вызвать такое всенародное возмущение унылая коллекция троянских грудей — сперва сморщенных от холода, затем потных от жара софитов, плохо накрашенных гримом, похожим на мел, и выглядящих без пары довольно глупо, жалко и неестественно, больше похоже на какие-то опухоли?

Фло даже взялась за перо и бумагу, через силу ворочая окостенелыми, изуродованными артритом, почти не гнущимися пальцами, и написала слово «позор». Она писала, что, будь отец Розы еще жив, он пожелал бы себе смерти. Это была правда. Роза читала письмо Фло — отдельные части — вслух гостям, которых пригласила на ужин. Она читала ради комического эффекта, а также ради драматического — чтобы показать, какая пропасть лежит у нее за спиной, хотя и понимала, что, если вдуматься, здесь нет ничего особенного. Многие из ее друзей — Розе они казались обычными тружениками со своими страхами и надеждами — могли бы рассказать о том, как разочарованные родители отреклись от них или подчеркнуто обещали за них молиться.

Но на середине письма она замолчала. Не потому, что поняла, как некрасиво смеяться над Фло и выставлять ее на всеобщий позор. Роза не впервые так делала и отлично знала, что это некрасиво. Остановила ее, в сущности, эта самая пропасть: Роза вдруг заново осознала ее, переосмыслила и поняла, что смеяться тут не над чем. Упреки Фло были столь же бессмысленны, как протест против использования зонтиков или употребления в пищу изюма; но они были искренни и вырывались с болью. Они были единственно возможным плодом трудной жизни. Позор женщине, обнажившей грудь.

Другой раз Розе вручали награду. И еще нескольким людям вместе с ней. По этому случаю в одном из торонтовских отелей устраивалась торжественная церемония. Фло тоже послали приглашение, но Роза не думала, что Фло приедет. Просто, когда организаторы попросили список родственников, Роза подумала, что надо кого-нибудь назвать, а Брайан и Феба явно не подходили. Возможно, конечно, она втайне хотела, чтобы Фло приехала, — хотела ее впечатлить, подавить и наконец вырваться из-под ее тени. Это было бы вполне естественно.

Фло приехала на поезде, никого не предупредив. И добралась до отеля. Тогда у нее уже был артрит, но она еще ходила без палки. Она всю жизнь одевалась пристойно, сдержанно, в дешевую одежду, но тут, видимо, потратилась и с кем-то проконсультировалась. Она была в брючном костюме в сиреневую и лиловую клетку и в бусах, похожих на зерна желтой и белой кукурузы. Волосы закрывал массивный голубовато-седой парик, натянутый низко на лоб, как шерстяная шапка. В вырезе жакета и из-под слишком коротких рукавов виднелись шея и запястья — темные и бородавчатые, словно покрытые корой. Увидев Розу, Фло застыла. Она как будто ждала — не только чтобы Роза к ней подошла, но и чтобы кристаллизовались ее собственные чувства по поводу разворачивающегося перед ней зрелища.

Скоро это произошло.

— Ух ты, негра! — сказала Фло громким голосом, когда Роза еще не успела до нее добраться.

Эти слова прозвучали простодушно, удивленно и радостно, будто Фло любовалась Большим каньоном или увидела апельсины, растущие на дереве.

Фло имела в виду актера по имени Джордж, которому в этот момент вручали награду. Он обернулся поглядеть: может, это кто-то подает ему комедийную реплику? Фло в самом деле выглядела комическим персонажем, но ее изумление и ее подлинность пугали. Заметила ли она, какой поднялся переполох? Возможно. После этого единственного выкрика она замолчала — в крайнем случае отвечала односложно, не пожелала отведать ничего из еды и напитков, не пожелала сесть, но стояла, пораженная и непреклонная, среди толпы бородатых и увешанных бусами, одетых в стиле унисекс и бесстыдно демонстрирующих свое неанглосаксонское происхождение. Стояла, пока не пришло время посадить ее в такси, довезти до вокзала и отправить на поезде домой.

* * *

Тот парик Роза нашла под кроватью во время грандиозной уборки, которую устроила после отбытия Фло. Роза привезла парик в дом престарелых вместе с кое-какой одеждой, предварительно выстиранной или побывавшей в химчистке, а также запасом только что купленных чулок, талька и одеколона. Иногда Фло принимала Розу за врача и говорила: «Я не признаю женщин-докторов, убирайтесь!» Но при виде Розы с париком воскликнула:

— Роза! Что это у тебя — дохлая белка?

— Нет, — ответила Роза, — это парик.

— Что?

— Парик, — сказала Роза, и Фло принялась хохотать.