И это он! Он, которого побаивались самые крутые. Видела бы Илона, вот бы ей радости было. Или Ирина, или Ольга, или Наташа. Или… Каждое «или» острым шипом впивалось в клочья самолюбия. Сколько их, мертвых и живых - пока живых! - которых позабавило бы его унижение.

И как только он рискнул отправиться на ночь глядя в такую глушь - и без верной «беретты». Да ведь он без нее разве что в туалет не ходил. Наверно, совсем свихнулся от страха.

Стоп! А кто же это его спас? Кто выскочил из кустов, как чертик из табакерки, и одним ударом свалил эту тушу? Да так, что бандюк вырубился самым конкретным образом.

Кто-кто! … в пальто! Сиверцев, вот кто.

Кто еще так умеет конечностями махать. Зря что ли в СОБРе был и за Чечню медаль имеет. Неинтересно ему, чтобы Олега Свирина какой-то босяк на перо поставил. Хочется самому. Да как-нибудь поинтереснее. Может, он его в болоте утопит?

Накось, выкуси! Еще несколько дней - и будешь лежать на цинковом столе, новым глазом во лбу потолок изучать.

Но… Что же это получается? Выходит, Сиверцев за ним следит?! Может, он еще и киллера выследит? Вот будет номер: Сиверцев пасет киллера, а киллер - Сиверцева. Кто кого? Ставлю на киллера. Хотя бы потому, что от этого зависит жизнь.

Вот тут-то и раздался приятный голос. Женщина снова окликнула его. Олег подошел к машине и заглянул в приоткрытое окошко. За рулем сидела коротко стриженная блондинка в светлом плаще. Больше в салоне никого не было.

- Вам куда? - спросила она.

- Но… Я вас не знаю, - нерешительно пробормотал Олег.

- Зато я вас знаю. Садитесь.

Блондинка включила в салоне свет. Ей было около сорока. Высокие скулы, чуть запавшие щеки. Резко очерченные губы придавали лицу чуть жесткое выражение, но в целом оно было приятным, чуть усталым. И смутно знакомым. Олег силился вспомнить, где он ее видел, но не мог. Это тревожило.

- Не вспомнили? - женщина словно прочитала его мысли. - Я работаю у Хахиашвили. Меня зовут Наталья Николаевна. Вы меня видели, когда приходили на прием. Просто, наверно, не запомнили. Так куда вам?

- На Светлановский, - ответил Олег, забираясь на переднее сидение. - Боюсь, как бы не испачкать вам машину.

- Ничего, завтра все равно буду пылесосить. А что вы здесь делали, если не секрет?

- Знаете, а у меня нет денег, - Олег ушел от ответа, и женщина это заметила.

- Курите, - едва заметно усмехнувшись, она протянула ему пачку «Винстона».

Олег потянулся было за «ротмансом», но рука коснулась противно пустого кармана. Благодетельница нажала на прикуриватель. Он закурил, судорожно затянулся. Стряхивая пепел в окно, заметил, как сильно дрожат пальцы.

Вдруг жуткая догадка впилась в него ледяными зубами:

- Послушайте, Наталья Николаевна, - сказал он. - Вы знаете, как меня зовут. Но ведь этого не знает даже Отари Георгиевич. Откуда?

Наталья Николаевна от души засмеялась:

- Просто я очень хорошо знаю того, кто вас рекомендовал. Неужели вы действительно думали, что все так анонимно? Конечно, младший персонал больных не знает, но мы-то вынуждены наводить справки. Хотя бы о платежеспособности.

Олег зябко поежился и выбросил в окно недокуренную сигарету. Какое-то время он молча смотрел на убегающую под колеса мокрую ленту асфальта. Потом зачем-то сказал:

- Когда-то у меня была знакомая… Ее тоже звали Наталья Николаевна. Гончарова. Как жену Пушкина.

Женщина бросила на него быстрый взгляд.

- Вы удивитесь, - в ее голосе, однако, удивления не было, - но моя фамилия тоже Гончарова. Каких только совпадений не бывает. Впрочем, это довольно распространенное сочетание. Не Мария Ивановна Иванова, конечно, но все же…

Олег смотрел на не, словно увидел привидение. Гончарова покачала головой и, подрулив к кромке тротуара, затормозила.

- Олег Михайлович, раз уж мы с вами так случайно встретились, давайте поговорим, всего минутку. Видите, я даже мотор не глушу.

- О чем? - удивился Олег.

- О вас.

- Обо мне?

- А о ком же? Не поверите, но мы буквально пару ней назад говорили о вас с Отари Георгиевичем. Он даже хотел справиться о вас у вашего… рекомендателя. Олег Михайлович, вы серьезно больны и нуждаетесь в лечении. Ухудшение может наступить в любой момент.

- Он говорил мне, что время терпит.

- Терпение кончается даже у верблюда.

- А что мне даст лечение? - с сарказмом поинтересовался Олег. - По-вашему, я могу поправиться? Я тут почитал кое-что…

- Ох уж эти мне ипохондрики! - вздохнула Гончарова. - Читали бы вы лучше «Мурзилку».

- Что?!

- Извините за резкость, - она чуть понизила тон. - Просто считается, что самые жуткие пациенты - это врачи. А на самом деле никого нет хуже, чем читатели медицинской литературы. Нахватаются по верхам и сочиняют себе диагнозы. К сожалению, вы в чем-то правы. Болезнь ваша неизлечима. Но мы можем увеличить время ремиссии, смягчить приступ, проследить, чтобы вы не нанесли вреда себе и окружающим. У вас ведь, кажется, есть дочь?

- Откуда вы... Ах да, Ляшенко… Да, у меня действительно есть дочь. Именно поэтому я и не могу сейчас лечь в клинику.

- То есть?

- Моя жена собирается подавать на развод. Сейчас она на юге. С любовником… - Олег смотрел на Гончарову в упор, испытующе.

- Психиатр - как священник. Не стесняйтесь. Все останется между нами. Чем больше я буду знать о вас, тем больше вероятность, что смогу вам помочь.

- Вы? - переспросил Олег. - Именно вы? Хотите сказать, что, если я приду в клинику, моим лечащим врачом будете именно вы?

Она, похоже, уловила в его вопросе колючий диез:

- Видите ли, уважаемый Олег Михайлович… Если мое имя вызывает у вас нежелательные ассоциации и вы предпочитаете другого врача - воля ваша. Но всевозможные фобии - именно моя специализация. В частности, немотивированные страхи.

Олег молчал, насупившись, как двоечник у доски. В этой женщине было что-то успокаивающее - и одновременно странное, настораживающее. Она закурила, откинувшись на спинку сиденья. Олег вздрогнул, не в силах оторвать взгляд от ее пальцев, сжимающих сигарету. Точно так же, почти самыми кончиками, держал сигарету он сам! Левую руку Гончарова положила себе на колено, обхватив его всеми пальцами. Он ошарашено опустил глаза: да, его рука лежала на колене именно так. Теперь он сообразил, кто говорит с такой же знакомо ленивой растяжкой ударных гласных: он!

Гончарова то ли проследила его взгляд, то ли снова прочитала его мысли:

- «Зеркалить» - это профессиональная привычка тех, кто общается с человеком тет-а-тет и должен расположить его к себе. Я совершенно автоматически повторяю ваши жесты и интонации. Но вот то, что вы заметили… Не хочу пугать, но это плохой признак. Вы ищете подвох во всем.