— А вы ничего не понимаете в архитектуре.

Бладд осознавал, что Корба не изменит своего мнения, и был достаточно мудр, чтобы вызвать его на дуэль. Бладд не сомневался в своей победе, но не мог недооценивать влиятельности и неограниченной власти бывшего начальника федайкинов.

Когда орнитоптер кружил над зданием, выполненным в виде раковины, опровергавшей, казалось, закон всемирного тяготения, Корба снова заговорил, задумчиво глядя на крошечные фигурки копошившихся внизу рабочих:

— Не обсуждайте мои решения, Бладд. Я сражался рядом с Муад’Дибом в пустыне и жил бок о бок с ним в сиетче. Я был его первым учеником, ступившим на путь таинства. Мы вместе проливали кровь, сражаясь с Харконненами. Я был среди первых, кто называл его Усулом. Я видел, как он убил Фейда-Рауту.

Бладд не верил, что этот пустынный боец попытается вовлечь его в спор, чтобы доказать собственное превосходство. В ответ он сказал:

— Я знал Пауля Атрейдеса, когда он был еще юношей, я спас ему жизнь, когда ваша мать отстирывала ваши заср… пеленки. Почитайте вашу историю, Корба, — имперскую историю. Наибольшая заслуга принадлежит Ривви Динари, но я тоже присутствовал на том свадебном побоище. Я знаю правду, и Пауль тоже ее знает.

— Имперская история, — насмешливо произнес Корба. — Пауль Атрейдес. Я говорю о Муад’Дибе, а не об отпрыске ландсраадского аристократа. Его жизнь до того, как он явился в сиетч и принял имя Усул, не имеет для нас никакого значения.

— Нельзя познать человека по одной половине его жизни, — раздраженно ответил Бладд. — Не поэтому ли принцесса Ирулан написала его биографию, с которой вы все носитесь как с божественным откровением? Если бы его прежняя жизнь не имела никакого значения, он не доверил бы мне такой высокий пост.

«Вот тебе», — подумал Бладд.

Корба замолчал, а Бладд подрегулировал температуру в герметичном салоне орнитоптера. На Бладде был надет красивый костюм, а не пыльный комбинезон или рабочая одежда. Всякий раз появляясь на публике, Уитмор Бладд любил щегольнуть нарядной одеждой и изысканностью манер. Эти пустынные мужланы могли бы научиться у него стилю. Корба, напротив, похоже, не желал расставаться со своим защитным костюмом даже для того, чтобы элементарно помыться. В замкнутом пространстве орнитоптера от Корбы воняло, как от немытого зверя. Бладд даже хотел было занять у него пару затычек для носа, чтобы фильтровать от запаха вдыхаемый воздух.

Потом он подумал о своем безвременно ушедшем друге Динари, он жалел о его преждевременной смерти, но не жалел о самом воспоминании. Конечно, тучный мастер меча был убит в войне убийц, но все же сумел прославить свое имя и остаться в памяти многих людей настоящим героем. Если бы не его промедление в долю секунды, он, Бладд, тоже мог бы остаться в памяти поколений героем, а не неудачником. Илеса погибла, так как он не смог защитить ее. Не важно, какие достижения сможет он совершить в оставшееся ему время, но история не простит ему, что он упустил свой единственный шанс стать легендой после смерти.

Его место отныне в сносках повествования о раннем периоде жизни Муад’Диба. Ирулан как раз сейчас пишет эту часть книги, и Бладд не был уверен, что принцесса окажется к нему снисходительной в ее, по видимости, объективном сочинении. Правда, она очень вежлива с ним, и, возможно, Бладд может рассчитывать на пару доброжелательных слов…

Он выпрямился в пассажирском кресле. Да, ему пришлось пережить стыд, но этот дворец поможет ему затмить все прежние неудачи и оплошности.

Цитадель явится его бессмертным достижением, его наследием, оставленным истории. Этим подвигом он превзойдет даже своего уважаемого и достославного предка Порце Бладда, который бескорыстно пожертвовал всем своим состоянием ради спасения населения во время Батлерианского Джихада.

— Делайте свои предложения по поводу изменения плана, если так надо, но все же представляйте их мне на утверждение, — сказал Бладд. — Все-таки это мой проект, мой план и моя цитадель.

— Вы забываетесь. — В голосе Корбы прозвучала недвусмысленная угроза. — Вы можете говорить все, что вам угодно, вы можете сколько угодно обманываться, но эта цитадель всегда будет цитаделью Муад’Диба. Так назвал ее Кизарат. Твердыня принадлежит только ему и Богу. Вы — всего лишь исполнитель, как и все мы. Кто вспомнит о вашем участии в строительстве?

Эти слова больно ужалили самолюбие. Если до этого момента Бладд испытывал к собеседнику только лишь раздражение, то теперь оно переросло в гнев.

— Я знаю, чего я достиг, что я совершил. Это очень многое значит.

— Если никто не узнает вашего имени и не будет знать о вашем свершении, то ваша жизнь запомнится людям не больше, чем унесенный ветром песок. — Корба рассмеялся, но Бладду было совсем не до смеха.

— А вы, Корба, пытаетесь застолбить свое место в истории, создав религию вокруг Муад’Диба, не так ли? Речь идет о власти, которую вы сможете извлечь из жизни и легенды об императоре, разве нет? Вы просто хотите возвыситься.

Фримен положил руку на рукоятку крисножа и прорычал:

— Придержи язык, или…

— Если ты вытащишь клинок, то умрешь, — сказал Бладд. Он поднял руку. В рукаве были спрятаны готовые к запуску острые смертоносные иглы.

Недобро усмехнувшись, фримен отпустил нож и отвернулся к окну.

— Мне кажется, что мы оба поставили на Муад’Диба, — сказал он.

Вы абсолютно верно считаете, что многие мои «союзники» используют священную войну как повод для нападения на соперничающие дома или для воспламенения старой вражды. Вы говорите, что это страшное, беспримерное кровопролитие не имеет отношения ни к моему правлению, ни к моим решениям, но я тем не менее несу за него ответственность. Я отвечаю за смерть каждой жертвы этого джихада.

Принцесса Ирулан

Беседы с Муад’Дибом

По возвращении из сиетча Табр Пауль объявил, что отныне будет принимать посетителей в экстравагантном Небесном аудиенц-зале, в котором, правда, была еще не закончена отделка.

За прошедшие несколько лет временный тронный зал бывшей выездной резиденции Шаддама утратил в глазах Пауля всякую пышность, и он решил проводить аудиенции в другом помещении, несмотря на то, что Бладд был неудовлетворен отделкой — окантовками, филигранью, резными каменными украшениями, набором скульптур, росписью стен и потолков. Мастер меча настаивал на самостоятельном завершении всего амбициозного замысла и отказывался принимать чью-либо помощь.

Бесчисленные ниши были лишь отчасти заполнены скульптурами, изображавшими по большей части либо самого Пауля, либо его предков по линии Атрейдесов. Фрименские ковры, развешанные над троном, отображали эпизоды некоторых битв джихада. Бладд объявил, что некоторые из этих сцен он повторит в виде потолочных фресок, которые окружат основание купола, долженствующего увенчать исполинский аудиенц-зал.