только для того, чтоб господин Караулов получил депешу, однако ж думаю я, что и тут на последнее Ваше мнение довольно изъяснена здешняя апробация». Не ограничившись этим и пользуясь предоставившимся случаем обратиться к генералу, Волков писал: «Осмеливаюсь я представить Вашему сиятельству, что, буде милостивая Ваша доверенность ко мне неотъемлема, то от Вас же зависит подать мне способ заслужить оную. Часто случится Вам могут такие обстоятелства, кои в доношениях неудобно объяснены быть могут, или предусмотрится нечто такое, на что запасная для переду резолюция потребна. Ежели вашему сиятельству угодно мне Ваши соизволения открыть, я все силы употребил бы облегчить вам исполнение о них». Более того, Волков сообщал, что в столице «не одно здесь то в намерении, что б Кольберг взять, хотя и тем безвремянно мы не спешим, но намерение есть, чтоб ваше сиятельство корпусом вашим и большию себе и оружию славу приобрели. Естьли, ведая сие намерение, соизволи<ли> Ваше сиятелство представить сюда или хотя мне только объявить самоизбираемой Вами план на прошлую сего лета для вас кампанию, то канечно употребил бы я оной к существительной заслуге Вашему сиятельству». Понимая определенную смелость своих предложений, Волков заявлял: «Простите мне милостивой государь, что я пишу прямо и дерзновенно, инако я не умею, или остаюсь в молчании». И, не ограничившись этим, далее Волков подталкивал Румянцева к более активным действиям: «Здешние указы не смеют Вас связывать. Пространно составляются здесь, а инако поелико токмо состояние дел мы себе воображать можем. А еще меньше надобно ожидать только здешних указов, или, имея оные, не делать уже никаких представлений, ничто здесь не получается с большею приятностию, как представление о лутчих и сильных операциях, естли есть еще к получению указов время. Верьте мне, Ваше сиятелство, что ежели б, например, открыли Вы свое мнение, как бы нынешнею зимою расположить армею в неприятельской земле, никто не скажет, что то не Ваше дело, но действительно припишет то прямой ревности. Мог бы я о сем писать пространнее, но для Вашего сиятельства нет в том надобности»[649].

Таким образом, за фасадом официальных отношений, в которых Д. В. Волков выполнял лишь функцию руководителя делопроизводства, он предлагал П. А. Румянцеву выстроить доверительные неформальные отношения, которые должны были способствовать более эффективным военным действиям, одной из ключевых целей которых должно было быть взятие Кольберга. Для этого от генерала требовалось посвящать Волкова в свои планы, а от Волкова – способствовать быстрому принятию соответствующих официальных решений. При этом Волков, будто бы руководя Конференцией, более чем смело дискредитировал ее распоряжения, призывая Румянцева фактически не ограничиваться ими. Итак, Румянцев на неформальном уровне в 1761 г. мог рассчитывать не только на содействие в Санкт-Петербурге со стороны фаворита императрицы, но и на активную поддержку в Конференции от Д. В. Волкова, что в обстоятельствах того времени было весьма и весьма немало.

Соответственно, в письмах от 13 августа и 5 сентября 1761 г. П. А. Румянцев описывал И. И. Шувалову ход Кольбергской операции, а также обозначал свои нужды[650]. В свою очередь 17 сентября 1761 г. фаворит писал генералу: «Радуясь о щастливых успехах нашего оружия под предводительством Вашим, но более сожалею, видев Ваше смущение, что самая невозможность не допускает вас исполнить то, что обстоятельства к общей пользе желать заставляют, о чем я вследствии вашего письма говорил некоторым министрам, представив им все ощутителные препятствии, в чем оне и сами согласны. Я чаю Ваше сиятельство с нынешним случаем довольное наставление к облегчению вашему получить изволите»[651]. В схожем духе писал П. А. Румянцеву и Д. В. Волков 21 сентября 1761 г. в ответ на полученные от генерала реляции. Прежде всего он сообщил ему: «Привезенные… депеши произвели натурально некоторое сперва сожаление о утрате многих храбрых людей, но сие сожаление никак не может сравнено быть с тем удовольствием, которое чувствовано, читаючи благоразумные диспозиции». После этого он сообщал: «Его превосходительство Иван Иванович (Шувалов. – М. К.) к Вам писать хотел, да не успел, так спешим мы отправлением куриера к фельдмаршалу (А. Б. Бутурлину. – М. К.)… Ея императорское величество за своеручным своим подписанием подтверждает к фельдмаршалу точное содержание конференцских рескриптов к Вам и к нему от 17 сего месяца, а сие обстоятельство хотя не для употребления, однако ж для многого почету, а нужным к сведению Вашего сиятельства. Вскоре пришлетца к Вам резолюция о столовых деньгах, и тогда пространнее писать стану»[652]. Итак, как можно сделать вывод из упоминания И. И. Шувалова, Волков не только лично содействовал Румянцеву, но и координировал свои действия на неформальном уровне с фаворитом.

Такое содействие П. А. Румянцеву шло, фактически минуя его непосредственного командира фельдмаршала А. Б. Бутурлина. Последний был близок к Елизавете Петровне еще с конца 1720‐х гг.[653], так что, стоит предположить, рассчитывал на личное благоволение императрицы. Однако он не смог достигнуть в 1761 г. значимых военных успехов. Как результат, он стал получать упреки из столицы и был вынужден оправдываться за неудачи, в связи с чем 14 сентября 1761 г. писал И. И. Шувалову: «С великим прискорбием усмотрел я из полученного рескрипта, за подписанием Ея Императорского Величества собственной руки, якобы я пропустил лучший случай атаковать короля (Фридриха II. – М. К.)»[654]. На фоне благоволения Румянцеву Бутурлин начал на неформальном уровне высказывать и свое недовольство. Так, 30 сентября 1761 г. в собственноручном письме он прямо заявил И. И. Шувалову: «Сперва не только величали меня и ублажали паче мер моих, а ныне живого во гроб вселяют и поют святый Боже! Моего промедления, милостивый государь, нигде и никогда промедление не было напрасное». Более того, он даже жаловался на Д. В. Волкова: «Вступитесь за верного раба Ея Величества: ныне еще получил еще к обиде моей, чтоб и Акчюринова[655] отдал графу Румянцеву, кой у меня один и есть, и все секретные дела на него положены, а я остался один писарем и копиистом. Я не чаял бы такой жестокой обиды от его высокородия Волкова»[656]. Не ограничившись этим, Бутурлин решил пожаловаться канцлеру М. И. Воронцову, адресовав упреки уже всей Конференции: «Нападении из Конференции на меня уже столь велико, что и нужнейшего мне человека Акчурина отнимает»[657].

Однако, похоже, такие жалобы А. Б. Бутурлина были малоинтересны в столице, а ставка Д. В. Волкова и И. И. Шувалова на П. А. Румянцева оказалась верной: 5 декабря 1761 г. гарнизон Кольберга капитулировал. Бутурлину же, согласно письму М. И. Воронцова