Михаил Александрович Киселев

ФАВОРИТ, ПОДЬЯЧИЙ И КОЛЬБЕРГ

Неформальные отношения и политика в России в годы Семилетней войны

В 1756 г. правительство Российской империи взяло активный курс на войну с Пруссией. Подготовку к войне, а затем руководство войной и связанной с ней внешней политикой должна была осуществлять специально созданная для этого в марте 1756 г. Конференция при дворе ее императорского величества, в которую входили ключевые сановники императрицы Елизаветы Петровны.

Никита Иванович Панин (в 1747–1760 гг. русский посланник в Швеции, с 1760 г. – воспитатель великого князя Павла Петровича, а после прихода к власти Екатерины II – ключевой член Коллегии иностранных дел) в аналитической записке, подготовленной для императрицы в конце 1762 г., дал весьма негативную оценку Конференции: «Увидели скоропостижную войну, требующую действительных ресурсов. Нужно стало собрать в одно место раскиданные части, составляющие государство и его правление. Сделали конференцию – монстр, ни на что не похожий: не было в ней ничего учрежденного, следовательно – все безответственное… Фаворит остался душою животворящею или умерщвляющею государство: он ветром и непостоянством погружен, не трудясь тут, производил одне свои прихоти; работу же и попечение отдал в руки дерзновенному Волкову. Сей под видом управления канцелярского порядка, которого тут не было, исполнял существительную ролю первого министра, был правителем самих министров, избирал и сочинял дела по самохотению, заставлял министров оные подписывать, употребляя к тому или имя государево или под маскою его воли желания фаворитовы»[619].

Итак, Н. И. Панин утверждал, что помимо учреждений, ответственных за принятие официальных решений, где ключевую роль должна была играть Конференция, существовали неформальные отношения, центром которых был фаворит Елизаветы Петровны, чье влияние подчас имело большее значение для определения правительственного курса, нежели формальные механизмы. При этом фаворит в своей деятельности опирался и на должностных лиц, которые опять же, не имея официальных полномочий, также могли оказывать большое влияние на выработку правительственной политики.

Полноценная реконструкция неформальных отношений среди правящей элиты и связанных с ней военных на протяжении всей Семилетней войны является темой сколь обширной, столь и непростой из‐за нехватки источников. Правительственные учреждения генерировали постоянный поток официальных документов, которые затем сохранялись в правительственных же архивах, что существенно облегчает реконструкцию формальных аспектов формирования и реализации правительственной политики. В то же время неформальные отношения по своей природе далеко не всегда предполагали регулярное создание письменных документов. Да и в случае их появления уровень их сохранности, зависевший от прихотей судьбы частных архивов, уступал документам государственных учреждений. Правда, придворные отношения находились под постоянным вниманием иностранных дипломатов, которые в своих депешах и иных документах приводили ценные наблюдения и сведения. Однако они, подчас будучи внешними наблюдателями, опирались на источники разной степени достоверности, так что их наблюдения и сведения все равно нуждаются как в проверке, так и в дополнении другими источниками. С учетом такой специфики и наличия выявленных источников в настоящей работе, посвященной проблеме влияния неформальных отношений на принятие российским правительством военных решений в годы Семилетней войны, основное внимание будет сосредоточено на вопросе подготовки осады и взятия русской армией Кольберга в 1761 г.

Итак, в Конференции с точки зрения неформальных отношений Н. И. Панин отводил важное место фавориту и дерзновенному Волкову. Фаворит – это Иван Иванович Шувалов. Будучи с начала 1750‐х гг. фаворитом Елизаветы Петровны, к середине 1750‐х гг. И. И. Шувалов, не занимая каких-либо значимых правительственных должностей (только 4 июня 1760 г. он станет генерал-адъютантом императрицы), напрямую участвовал в выработке важных внешнеполитических решений[620], и ему с 1756 г. регулярно писали находившиеся в действующей армии представители русского генералитета, как прося содействия по разным вопросам, так и в некоторых моментах отчитываясь перед ним, а также снабжая его информацией о положении дел[621].

Следует отметить, что все же до начала 1758 г. нельзя говорить об исключительной роли И. И. Шувалова, так как должность канцлера и члена Конференции продолжал занимать граф А. П. Бестужев-Рюмин. Граф А. Р. Воронцов в мемуарах отмечал: «Бестужев уже не пользовался прежним доверием Императрицы и не имел на нее прежнего влияния, потому что надоел ей безпрестанными интригами и наветами; но так как она была высокого мнения о его способностях, то и продолжала оказывать ему доверие в том, что касалось государственных дел, и можно сказать, что он не переставал руководить политикой нашего кабинета до той самой минуты, когда он впал в немилость»[622]. Длившееся с середины 1740‐х гг. противостояние Бестужева-Рюмина с вице-канцлером Михаилом Илларионовичем Воронцовым, которого стал поддерживать И. И. Шувалов, было системообразующим противостоянием для партий при дворе Елизаветы Петровны. Однако в феврале 1758 г. оно закончилось поражением Бестужева-Рюмина с его последующим осуждением и ссылкой[623].

С одной стороны, бестужевское поражение привело к фактическому исчезновению такого противостояния хорошо очерчиваемых «партий», после чего придворные «партии» стали иметь ситуативный характер. По этой причине австрийский посол в Петербурге Ф. Мерси д’Аржанто в 1761 г. был вынужден констатировать, что «каждый держится особой и своеобразной политики». С другой стороны, это привело к усилению влияния на политику И. И. Шувалова. Тот же Мерси д’Аржанто заявлял: «При вышеуказанном хаосе лиц и обстоятельств, граф Иван Шувалов пользуется таким могуществом и влиянием, которых истинное значение трудно определить, как по отношению их силы, так и общих зависящих от графа правительственных распоряжений»[624]. В немалой степени возросшее влияние И. И. Шувалова базировалось на том, что он исполнял важную роль посредника между придворными и серьезно больной императрицей. При этом он совершенно не желал занимать какой-либо значимой государственной должности и, например, стать членом Конференции. И. И. Шувалов предпочитал продолжать действовать на неформальном уровне, не сковывая себя формальными процедурами. Мерси д’Аржанто так излагал результаты своего общения по этому вопросу с канцлером М. И. Воронцовым: «Он, граф Воронцов, много раз не только предлагал Шувалову или самому занять место в министерстве или не извращать постановленные решения; но так как он не мог добиться исполнения такой простой просьбы, то часто находится в сильном и тем более ощутительном затруднении, что иногда по целым неделям ему не удается говорить с государыней»[625].

В связи с этим остановимся также на мемуарах князя А. А. Прозоровского, на которые довольно редко обращают внимание при изучении работы правительства периода Семилетней войны, хотя они весьма интересны для данной проблематики, так как в них запечатлена обстановка при дворе Елизаветы Петровны глазами штаб-офицера, прибывшего в столицу с войны.

А. А. Прозоровский, отличившийся в 1760 г. при взятии Берлина, вспоминал, что он затем был