Он невольно шагнул к ней, но спохватился и довольно несвязно заговорил:

– Умоляю, не надо плакать! Я не хотел… Я не собирался… Ты же знаешь, как это бывает со мной! Я говорю больше, чем следует, когда… Софи, ради Бога, перестань плакать!

– Ох, не останавливай меня! – попросила Софи. – Сэр Горас говорит, что это мое единственное достижение!

Мистер Ривенхол уставился на нее.

– Что?

– Немногие умеют это, – уверила его Софи. – Я обнаружила это совершенно случайно, когда мне было семь лет. Сэр Горас сказал, что мне надо развивать этот дар ввиду его исключительной полезности.

– Ты… ты…

Мистер Ривенхол не находил слов.

– Прекрати сейчас же!

– О, я уже закончила! – ответила Софи, аккуратно вытирая слезы. – Я не могу продолжать, если не думаю о грустном, например, когда ты зло говоришь обо мне, или…

– Не думаю, что тебе хоть немного захотелось поплакать! – откровенно заявил ей мистер Ривенхол. – Ты это сделала, только чтобы поставить меня в неловкое положение. Ты самая отвратительная, бесстыдная… Не начинай снова!

Она рассмеялась.

– Отлично, но если я настолько плоха, возможно, мне лучше переехать к Санчии.

– Да пойми ты! – сказал мистер Ривенхол. – Мой дядя поручил тебя заботам моей мамы, и в этом доме ты останешься, пока он не вернется в Лондон! Что же касается абсурдных намерений, касающихся маркизы, ты не можешь нести ответственность за то, что она делает!

– Когда затрагиваются интересы человека, к которому ты привязана, нельзя говорить, что ты не несешь ответственности, – просто сказала Софи. – Надо постараться быть полезной. Хотя я пока не знаю, что предпринять в этом случае. Жаль, что Санчия не могла остаться в доме сэра Гораса!

– В Эштеде? А какая разница?

– Он не так близок к городу, – заметила она.

– Полагаю, всего лишь шестнадцать-семнадцать миль!

– Более чем в два раза дальше, чем Мертон, однако. Теперь бесполезно сетовать. Сэр Горас говорит, что дом в плохом состоянии, абсолютно непригоден для жилья. Он собирался привести его в порядок, когда вернется в Англию. Могу лишь надеяться, что будет не слишком поздно!

– Почему это может оказаться слишком поздно? – спросил мистер Ривенхол, намеренно не понимая ее. – Полагаю, Лейси-Мэнор не совсем безлюден! Разве дядя не оставил там слуг?

– Только семью привратника и, кажется, еще человека, который ухаживает за садом и землей. Но ты же понимаешь, я не это имела в виду!

– Если ты последуешь моему совету, – сказал мистер Ривенхол, – не вмешивайся в дела маркизы! И вообще ни в чьи дела, – язвительно добавил он. – Избавь себя от труда говрить, что не прислушаешься к моему совету, я это и так знаю!

Софи положила руки на колени и стала вертеть большими пальцами. У нее был такой покорный вид, что он невольно улыбнулся.

Но со временем он улыбался все реже и реже. Так как Софи еще не была представлена ко двору, ее не пригласили на большой королевский праздник в Карлтон-Хауз, но едва ли было еще одно светское событие, которое она пропустила. Мистер Ривенхол должен был сопровождать свою мать и двух ее подопечных на многие из этих мероприятий, но так как большую часть времени он вынужден был наблюдать, как его сестра танцует с Фонхоупом, а кузина возмутительно флиртует с Чарльбери, вряд ли стоит удивляться тому, что он с нетерпением ждал июля, когда вся семья Омберсли благополучно разместится в поместье Омберсли. Он высказал пожелание, чтобы Софи, наконец, выбрала из своих многочисленных поклонников одного и чтобы однажды он мог вернуться в дом, пустой от визитеров. Мисс Рекстон с надеждой сказала, что, вероятно, сэр Горас уже недолго будет отсутствовать, но так как в единственном письме, полученном от этого сумасбродного джентльмена, ни слова не говорилось о скором возвращении из Бразилии, мистер Ривенхол мало на это надеялся.

– Если, – сказала мисс Рекстон, опустив глаза в милом смущении, – в сентябре она еще будет жить с леди Омберсли, Чарльз, думаю, мне надо будет пригласить ее стать подружкой невесты. Только из вежливости!

Он согласился с этим, но лишь после паузы.

– Я уверен, что дядя к этому времени вернется. Одному Богу известно, что она преподнесет мне… нам… в Омберсли, но что-то будет непременно!

Но когда пришел июль, об Омберсли никто не вспомнил. Мистер Ривенхол, выполняя свое давнее обещание, взял трех своих младших сестренок в Амфитеатр астли, чтобы отметить день рождения Гертруды. Не прошло и недели после этого развлечения, как к Амабель пригласили доктора Бэйли.

Она стала показывать признаки нездоровья почти мгновенно; и хотя доктор неоднократно уверял мистера Ривенхола, что нельзя с уверенностью сказать, где она могла бы подхватить лихорадку, тот упорно продолжал винить во всем себя. Было заметно, что девочка очень больна, у нее постоянно ломило виски, по ночам усиливался жар. Страшный призрак тифа замаячил у постели ребенка, и все уверения доктора Бэйли, что у Амабель была легчайшая форма этой напасти, не столь заразная и опасная, не могли отогнать страхи леди Омберсли. Мисс Эддербери с Селиной и Гертрудой немедленно отправили в Омберсли; к Хьюберту, который первые недели своих длинных каникул проводил у родственников в Йоркшире, послали нарочного с предупреждением, чтобы он не смел появляться на Беркли-Сквер, пока не минует опасность. Леди Омберсли отправила бы и Сесилию с Софи, если бы могла убедить их прислушаться к ее просьбам, но они были непреклонны. Софи сказала, что много сталкивалась с лихорадками значительно опаснее, тем та, которой заболела Амабель, и что никогда не заражалась ничем, кроме кори; а Сесилия, нежно обняв мать, заявила, что никакие силы не заставят ее уехать. Бедная леди Омберсли лишь прижалась к ней и заплакала. Ее слабое Здоровье не позволяло ей с должным мужеством встречать болезни своих детей. Ей страстно хотелось своими руками выходить Амабель, но она не смогла перенести вида страдающего ребенка. Ее чувствительность возобладала над решимостью: один взгляд на лихорадочный румянец на щеках Амабель вызвал у нее судороги, так что Сесилии пришлось проводить ее из комнаты девочки в ее собственную спальню и послать горничную к мистеру Бэйли с просьбой заглянуть к ее матери перед уходом. Леди Омберсли не могла забыть трагической смерти – при похожих обстоятельствах – своей маленькой дочери, которая родилась вслед за Марией. Поэтому с самого начала болезни Амабель она оставила всякую надежду на выздоровление дочери.

К большому сожалению леди Омберсли, на которую присутствие мистера Ривенхола в доме в период несчастий всегда оказывало успокаивающее воздействие, он также гостил у своей тети в Йоркшире. Да и Амабель в бреду постоянно звала Чарльза. Надеялись, что мужской голос сможет успокоить ее, поэтому в ее комнату позвали отца, и он неловко попытался уговорить ее. Он не боялся инфекции доктор объяснил ему, что взрослые люди очень редко заражались этой болезнью, но хотя его сильно поразил вид дочери, он никогда раньше не уделял своим детям особого внимания и сейчас не смог успокоить ее. Он так сильно рыдал, что вынужден был покинуть комнату.