Министр внутренних дел Федорчук, в награду за возвращение поста председателя КГБ, обязался ввести в Москву танки дивизии Дзержинского к намеченному сроку.

Повод для захвата власти — катастрофа небывалой мощи и гибель 100 тысяч человек. В организации катастрофы и покушении на жизнь генсека будут обвинены оставшиеся в живых члены Политбюро, не присоединившиеся к маршалу Сталину. Э. Т.

10 мая. Разработана программа-минимум:

— организация судебных процессов (по типу троцкистско — бухаринских) над руководителями министерств и ведомств за стремление реставрировать капитализм экономическими реформами;

— ужесточить уголовное законодательство в отношении научно-технической и творческой интеллигенции, военнослужащих, верующих, молодежи, рабочих и колхозников, поддерживавших порочный курс прежнего Политбюро;

— ввести льготы для спецназа (повышенная зарплата, продуктовые распределители, жилье), расставить кадры спецназа на ключевые посты…

11 мая. Произошел конфликт Серого с Гудинасом. Принято решение ликвидировать Гудинаса. Э. Т.

14 мая. Гудинас арестован, признан невменяемым, связи с нашей группой не установлены. Надо продумать вопрос о транспорте для доставки взрывчатки. Э. Т.

27 мая. Маршал Сталин объявил нам свою программу-максимум.

Смысл ее сводится к новому курсу в международной политике (полная советизация Афганистана, введение курса «Железного занавеса»…) и внутренней (запретить браки с иностранцами, искоренить социально-экономические, религиозные и национальные движения, закрепить всех трудящихся за рабочими местами минимум на пять лет — направлять непослушных на стройки народного хозяйства). Ввести жесткий курс идеологического воздействия на творческую интеллигенцию — нейтрализация, подкуп, уничтожение; выявление лиц, слушающих зарубежные «голоса», ввести уголовную ответственность за подобные действия и направлять нарушителей в лагеря… Э. Т.

Это был более членораздельный вариант дневника Гудинаса. Маршал Агаркин собирался создать хаос в стране, для ликвидации которого выдвигал свою же фигуру, умело используя представленную ему законом власть. Но о какой катастрофе шла речь в обращении к народу? Где и когда собирались ее осуществить подручные Агаркин — «укушенные» спецназовцы?

— А ведь мы раскрыли грандиозный заговор, Сашок. Может, нам чего отвалится за это?

Я посмотрел на Грязнова:

— Слава, растолкай Женьку. Надо подробнее узнать, куда должны быть доставлены грузовики с взрывчаткой.

— Не надо меня расталкивать! — заворочался на диване Жуков. — Читайте дальше.

Мы с Грязновым внимательно читали страницу за страницей — списки участников операции по захвату власти, имена командиров, первостепенные мероприятия после взятия власти, организация снабжения населения, заявление иностранным правительствам — все вперемешку без какой-либо видимости системы.

— Это, конечно, копии, — говорит Саша, — подлинники-то, наверно, у самого маршала…

— Конечно, копии, — бормочет Женька.

— Да ты спи, ты свое отработал на сегодня, — говорит ему Грязнов. — Ага, вот! Смотри, Саша…

«Объект 1. МГУ.

Объект 2. «Мосфильм».

Объект 3. Андреевский мост.

Объект 4. Трубецкой парк.

Объект 5. Новодевичий монастырь.

В назначенный день на каждом объекте должно быть дежурство наших людей. Все имеющиеся резервы ВВ подготовить для переброски к основному объекту О».

— Что же это, Саша, такое… — Они это все хотят взорвать, что ли?

— Не понимаю… Зачем взрывать Трубецкой парк?

— Значит, университет тебе понятно — зачем?

— Не иронизируй, Слава. МГУ — людный объект, поднимается паника. Но я думаю, что они не хотят подрывать эти пять объектов. Надо посмотреть карту Москвы, как они расположены. Но это все на завтра. С утра соберемся в прокуратуре…

— Да ты что, домой собрался? Спать-то осталось часа четыре, ложись в любом кабинете.

— Что-то я не в своей тарелке, Слава. Хочется домой. Я тебе буду очень благодарен, если ты мне организуешь машину. Мне за рулем хорошо думается…

Я ехал по безлюдной Москве, чистой и свежей после буйной грозы. Я сказал Славе — «Мне хорошо думается за рулем». О чем думать? О том, как все хорошо устроилось: мы раскрыли заговор против партии и правительства, и нам теперь полагаются поощрения: мне присвоят очередной чин юриста первого класса, Грязнову наконец-то дадут майора, а Жукова Шура возьмет обратно в МУР… Каждому свое… Надо будет обрадовать Меркулова — теперь уж мы точно спасем Фауста Геворкяна от расстрела… Я проехал мимо метро «Фрунзенская», где впервые встретил Лану. Что будет с ней? Не может остаться тайной ее участие в заговоре, она часть преступного союза Агаркин-Троян. И что за роль отведена мне, когда все всплывет наружу? Я буду свидетелем обвинения против Светланы Беловой?! Но ведь и я был ее невольным соучастником! Я не хотел выслушать Ким, трусливо выпроводил ее за дверь своего кабинета и дома отключил телефон. Она искала у меня защиты, а я отмахнулся от нее, как от ненужной и мешающей вещи… Я выболтал следственную тайну преступнице, сообщил Светлане Беловой о том, что у меня есть сведения государственной важности, и в результате этого — значит, по моей вине — погиб Ваня Бунин… Я легкомысленно отдал Клавдии секретное поручение, и оно стало известно Светлане Беловой — убит курсант Морозов. Разве я могу остаться в стороне — эта смерть тоже на моей совести! Каким судом нужно судить меня? С точки зрения закона меня оправдает суд — нет причинной связи моих действий с преступлениями террористов. Но как я могу оправдать сам себя? «Там мы зажжем свой факел смерти…» Привязались же ко мне стихи этого литовца!

Было уже совсем светло, когда я подъехал к дому. Заглушил мотор, закурил… По набережной шли в обнимку парень с девушкой. Во дворе магазина «Тимур» усердствовал дворник — зачем-то поливал двор после яростного многочасового дождя. Рядом со мной на сиденье лежал мой «Макаров». А что, если… Я взял пистолет, зачем-то подул в его дуло. Вот так — к виску, и разом все кончится. Не то чтобы я хотел умереть. Просто жизнь предстала передо мной такой отвратительной, что жить не имело смысла. Я как крыса, которую тренировали находить выход из лабиринта, а потом загнали в лабиринт без выхода, и она легла и сжевала свои лапы… Я еще раз дунул в черную дыру, убрал пистолет в кобуру и вздохнул с облегчением: нет, мне совсем не хотелось умирать. Будь что будет. Завтра суббота. У меня не было ни одного выходного дня за месяц. Сегодня нам предстоит много работы, но завтра я буду принадлежать себе. Может, пойти с Иркой в Лужники? Спастись в стотысячной массе от самого себя. Я ненавижу эти колоссальные пропагандистские сборища на стадионе, предназначенном для спортивной борьбы. Аплодировать комбинациям из натренированных тел: «Слава КПСС», «Миру — мир». А потом побегут детишки с букетами в правительственную ложу… И над зеленой чашей взовьются сотни голубей.