* * *

С очередной попыткой ввести код шлюз упорно не поддается. Часовщик бродит по подвалу из угла в угол, бормоча себе под нос какие-то жуткие формулы и страшно меня нервируя, а я набираю комбинацию за комбинацией, вспоминая семинары с базы по прикладной математике, и все равно это бесполезно: шлюз по-прежнему заблокирован. У нас остается одна попытка, после чего ручное открытие тоже станет невозможным. И мы больше никогда отсюда не выберемся…

Паника охватывает меня, заливает жгучей волной изнутри, так что ноги подкашиваются, а сердце бьется быстрее. Но вот странно: раньше, во время панических атак, меня сразу же накрывало приступом боли, даже задолго до рецидива, это не новость. Однако сейчас никакой боли нет, и хотя мне очень страшно и тревожно, физически я себя чувствую вполне нормально. Вспоминаются слова деда о том, что меня “просто немного подлечили”. Неужели это возможно?

Нет! Не о том сейчас мечтать надо. Однако я любовно сжимаю спрятанную в верхний карман рубашки ампулу с голубоватой жидкостью — мой эликсир жизни. Если вдруг приступы снова вернутся, а это вполне возможно, хоть и маловероятно — я знаю, что делать. Видно, дедушка все-таки закончил свои разработки, даже без старых формул и набросков.

И все-таки я опять не о том… Еще одна неверная попытка, и мы застрянем тут навсегда. Вернее, не навсегда, а ровно до того, как закончится время на таймере. А когда это случится, мы понятия не имеем. Даже Прометей задумчиво трет переносицу под очками, напряженно пытаясь сообразить, в чем подвох, и я прикидываю разные комбинации, верчу их и так и эдак, но все они кажутся какой-то глупостью.

— Думай, — шепчу, сжимая виски ладонями и крепко зажмурившись. — Думай, гуманитарий… Я знаю, что ты не умеешь…

Пятнадцать лет назад была создана база, протянута Грань… Точно!

— Я поняла! — подвал вдруг оглашается моим радостным воплем. Надо же, сама от себя не ожидала. Под мерный писк взрывной установки я мчусь к двери и набираю четыре цифры: двадцать один ноль семь. Мгновение жуткой тишины — и мы втроем синхронно щуримся от яркого дневного света, заливающего застекленный коридор.

— Что это было? — изумленно хлопает глазами Артем. — Я все перепробовал!

— Вероятно, какое-то важное число, — я пожимаю плечами. — Подумала, что если Грань появилась пятнадцать лет назад, то эта дата для Системы что-то значит.

— Тиша, молодец, — Прометей хлопает по плечу, и я краснею от радости: он впервые назвал меня кратким кодовым именем, и для меня это сродни похвале. — А теперь уходим!

Спустя добрых пятнадцать минут бега по разнообразным светлым, темным, длинным и коротким коридорам у нас под ногами вздрагивают монолитные плиты, а в отдалении слышится гул и грохот, как от мощного взрыва. Впрочем, это он и есть, но сейчас нам нечего бояться: бомба была спроектирована и установлена так, что не повредился ни один лишний метр. Единственное, что мне по-настоящему жаль — дедушкину лабораторию. Наверняка там осталось то, чем он так дорожил, в том числе и остальные ампулы с лекарством… Но ничего не поделаешь: если он знает технологию, то наверняка сможет сделать еще, а сейчас необходимо пожертвовать меньшим, чтобы сберечь остальное.

В здании уже не слышно стрельбы: Система мертва, а значит, игра с ней в кошки-мышки окончена. Все эти люди, которые служили на нее долгое время, в один момент теряют ориентацию, оставляют свои посты, пытаясь в темноте найти дорогу к эвакуационным выходам. Им уже не до борьбы с неведомым врагом: они ищут путь к отступлению, потому что приказывать больше некому.

Спрыгивая с последних ступеней пожарной лестницы, — и тяжело же все-таки без телепортов! — я радостно окликаю Варяга, машу рукой Сойке, но они, обернувшись, совсем не радуются. Все, кто собрался в конце коридора, столпились вокруг чего-то… или кого-то. Тревога не отпускает меня, разрастается в груди колючим шаром, и я, подойдя ближе и пробравшись сквозь плотно сомкнутые ряды, с трудом сдерживаю вскрик. Сергей стоит на коленях к нам спиной. Непривычно ссутулившийся, поникший и мрачный, — это понятно по одним только сгорбленным плечам и опущенному взгляду — он не оборачивается на наши шаги и голоса. Мелисса лежит на полу рядом с ним, поверх грязной голубой майки — перевязки крест-накрест, и он держит ее за руку, но… столько боли и пустоты в глазах я не видела еще ни у кого.

— Сделайте что-нибудь, вы же с медициной знакомы! — просит он, взглянув снизу вверх на моего деда, но тот тоже опускает взгляд, скрестив руки на груди.

— Что здесь можно сделать… Моей лаборатории больше нет.

Север тоже здесь. И та светловолосая девушка в красной униформе Системы: стоит, прислонившись к его плечу, и беззвучно всхлипывает, украдкой вытирая слезы. Мне невыносимо больно смотреть на Сергея, но еще больнее осознавать эту потерю. Да, Мелисса не была моей наставницей, но мы успели полюбить ее за доброту и душевность, и как человек она мне очень нравилась. А еще я знаю, что вторую смерть близкого человека Сергей не то что врагу — самому себе не простит.

— Она жива? — спрашиваю шепотом, опускаясь на колени рядом. Ветер смотрит на меня хмуро и отстраненно, но молча и обреченно кивает.

— Да. Но… Две очереди навылет. Она не протянет и получаса.

Кусаю губы, чтобы не разреветься. Кажется, что Мелисса уже не дышит. Только изредка от болевых судорог вздрагивают ее ослабевшие руки, и Сергей тогда крепче сжимает ее хрупкую кисть, рассеянно гладит тонкие пальцы. А я неосознанно тянусь к верхнему карману рубашки.

— Север!

Пора узнать, что там за “секрет фирмы” такой. Обращаюсь по кодовому имени по привычке, но Дима отзывается, садится рядом со мной.

— Объясни мне, как это работает, — дрогнувшей рукой вытаскиваю ампулу с голубым раствором. — Что это?

— Это… ну… — он заикается, его взгляд бегает, но, взглянув на нашего наставника, он быстро берет себя в руки. — Это сыворотка, способная почти полностью перезапустить все жизненные процессы в организме. Остановить заражение, срастить переломы, улучшить свертывание крови, очистить ее при необходимости, обновить ткани поврежденных внутренних органов, — он тараторит, как по заученному, и вдруг, запнувшись, вскидывает на меня широко распахнутые глаза. — Сенька, ты гений!

Он выхватывает у меня ампулу, из своего несессера (вероятно, выданного здесь после инициации) достает шприц. Не сомневаюсь, что мы поступаем правильно: мне лекарство больше не нужно, я как-нибудь справлюсь. По рядам столпившихся вокруг служащих шелестит неразборчивый шепот, а Димка тем временем уверенным движением вводит лекарство в тонкую вену на сгибе локтя Мелиссы. Минуту-другую ничего не происходит. Я по привычке бросаю взгляд на запястье, но часов там больше нет: они свое дело уже сделали. Мы все замираем в ожидании, у Димки едва ли не трясутся руки, Юра, Артем и Эля с любопытством заглядывают нам через плечо.

На мраморно бледное лицо Мелиссы постепенно возвращаются краски. Легкий румянец чуть трогает бледные щеки, с губ срывается дыхание, и она медленно открывает глаза, смотрит вверх, на нас, ясным и чистым взглядом.