– Ты не намекала им, что это было, возможно, вовсе не самоубийство?

– Нет.

– Правильно. Продолжай.

– Единственное, что представляет интерес – это то, что Ларс Борман был знаком с Густавом Торстенссоном. Они были членами какого-то общества, изучающего иконографию. Пару раз Торстенссон был у них в гостях. Ларс Борман, в свою очередь, тоже навещал Торстенссона в Истаде.

– То есть, они были приятелями?

– Не знаю, приятелями или нет, но друг друга они хорошо знали, и у них были общие интересы. Мне кажется, это очень важно.

– Пока не понимаю, почему.

– Вот послушай, – сказала Анн Бритт. – Густав Торстенссон и Ларс Борман оба были нелюдимы. Один был женат, другой – вдовец, но оба принадлежали к типу одиночек. Встречались они не часто, а когда встречались, говорили об иконах. Но разве нельзя себе представить, что эти два одиноких человека в какой-то трудной ситуации могут стать наперсниками? Приятелями они не были, но, по-видимому, доверяли друг другу.

– Вполне возможно. А с чего тогда Борман взялся угрожать Торстенссону? И не только Густаву Торстенссону, но и всем работающим в конторе.

– Не всем. Делопроизводителю Соне Лундин он не угрожал. И этот факт, может быть, важнее, чем мы думаем.

Валландер откинулся на стуле и с интересом уставился на нее.

– Ты о чем-то думаешь, – сказал он. – Выкладывай.

– Это всего лишь рассуждения. Может быть, чересчур далеко идущие.

– Мы ничего не теряем на рассуждениях, – улыбнулся Валландер. – Послушаем.

– Представь себе, что Ларс Борман доверил Густаву Торстенссону какую-то тайну… ну, скажем, рассказал ему, что произошло в ландстинге. Мошенничество. Может же такое случиться, что они говорили между собой не только об иконах. Мы также знаем, что Борман был возмущен тем, что дело пытаются замять, что не подключают полицию. Поехали дальше. Допустим, что Густав Торстенссон знал, что между Альфредом Хардербергом и жульнической фирмой СТРУФАБ есть прямая связь. В разговоре с Ларсом Густав мог упомянуть, что он работает на Хардерберга. Получается такая картина: Ларс Борман видит перед собой адвоката, порядочного человека с таким же обостренным чувством справедливости, как и у него самого. И он видит, что Густав Торстенссон ничего не предпринимает… Угрожающие письма можно толковать по-разному.

– Разве? – спросил Валландер. – Угроза есть угроза.

– Угроза угрозе рознь. Мы, может быть, напрасно не обратили внимание, что Густав Торстенссон эти угрозы всерьез не принимал. Письма не зарегистрированы, в полицию или в адвокатскую коллегию он не обращался. Просто сунул их в ящик. Иногда наличие интриги заключено в ее отсутствии. А в том, что он не упомянул Соню Лундин, ничего удивительного – скорее всего, просто не знал о ее существовании.

Валландер кивнул. Она рассуждала очень логично.

– Очень хорошо, – похвалил он ее. – Твои «далеко идущие» рассуждения ничем не хуже других. Скорее наоборот. Только одно пока совершенно неясно. Убийство Ларса Бормана. Копия убийства Густава Торстенссона. Убийство, маскирующееся подо что-то другое – в одном случае автокатастрофа, в другом – самоубийство.

– Ты же сам себе ответил, – сказала Анн Бритт. – Их гибель похожа одна на другую.

Он немного подумал.

– Ну хорошо, – сказал он. – Допустим, что Густава Торстенссона люди из Фарнхольма в чем-то подозревали и не спускали с него глаз. Ты хочешь сказать, что Ларса Бормана уничтожили по той же причине, по которой пытались уничтожить фру Дюнер? Для страховки? Знали про связи Торстенссона с Борманом?

– Именно это я и хотела сказать.

Валландер встал:

– Только доказать мы ничего не можем.

– Пока, – добавила она.

– У нас не так много времени. Пер Окесон может в любой момент потребовать, чтобы мы начали отрабатывать и другие версии, поскольку эта вроде бы зашла в тупик. Можно рассчитывать на то, что с этим главным следом – Альфредом Хардербергом – нам дадут работать не больше месяца.

– За месяц можно многое успеть.

– Сегодня плохой день… – мрачно сказал Валландер. – У меня такое чувство, что все следствие катится под откос. Поэтому очень приятно слышать, что ты так оптимистично настроена. Это первейшая обязанность следователя – верить в то, что он делает.

Они пошли за кофе. Валландер вдруг резко остановился.

– Чуть не забыли, – сказал он. – Самолет! Что мы о нем знаем?

– Не так много. Тип самолета – «Граммэн Гольфстрим джет», модель тысяча девятьсот семьдесят четвертого года. Приписан к аэродрому Стурупа. Сервисное обслуживание проходит в Бремене, в Германии. На нем летают два пилота. Один из них австриец, его зовут Карл Хайдер. Он уже много лет на службе у Хардерберга, живет в Сведале. Другой появился сравнительно недавно, пару лет назад. Он с Мауриция, его зовут Луис Манчино. Снимает квартиру в Мальмё.

Валландер был приятно удивлен:

– И как ты все это узнала?

– Я выдала себя за журналистку, занимающуюся подготовкой материала о шведской частной авиации. Меня соединили с начальником информационного отдела аэропорта. Не думаю, чтобы Хардерберг, если даже случайно об этом узнает, начнет что-то подозревать. К тому же вопросы были совершенно невинными – не могла же я с места в карьер начать требовать полетные журналы и выяснять, когда, куда и надолго ли он летал.

– Пилоты – это интересно, – сказал Валландер. – У людей, которые проводят так много времени вместе, формируются особые отношения. Они, как правило, очень много знают друг о друге. А разве они не обязаны иметь на борту стюардессу? Правила безопасности полетов этого не предписывают?

– По-видимому, нет.

– Тогда попробуем подобраться к пилотам. И попробуй разнюхать, как можно посмотреть полетную документацию.

– Попробую. Обещаю быть осторожной.

– Давай, – сказал Валландер. – Только побыстрей. Время уходит.

После обеда Валландер собрал всю следственную группу. Бьорка на этот раз не было – он уехал на какую-то встречу начальников полиции. Поскольку комната для совещаний была занята, все набились в кабинет Валландера. Анн Бритт рассказала о встрече с семьей Бормана, Валландер – о поездке в Фарнхольм и встрече с Альфредом Хардербергом. Все слушали с напряженным вниманием, словно пытались уловить в его рассказе что-то, чего он и сам не заметил.

– Должен сказать, что после этого визита я только укрепился в подозрении, что убийства как-то связаны с Альфредом Хардербергом, – заключил Валландер. – Так что будем двигаться дальше, если нет возражений. Но мои чувства и подозрения – не более чем чувства и подозрения, и я могу ошибаться. Может случиться, что мы неправы и надо идти по другому пути.

– А что, у нас разве есть другой путь? – спросил Сведберг.