и т. п.; обозначать рост словами «высокий, средний, малый» и не допускал слов «большой, низкий» и т. п. Далее я последовательно вызывал каждого из обучаемых на середину комнаты и заставлял остальных описывать письменно его приметы, причем добивался однообразия в оценке каждой из примет. То есть, если вызванный был, например, 27–28 лет, выше среднего роста, шатен, малоросс (украинец), то все обучаемые должны были обозначать его приметы именно этими терминами, а не называли его молодым человеком высокого роста, темным блондином, хохлом. После некоторой практики в письменном изложении примет я вызывал двух обучаемых и заставлял одного из них словесно описывать приметы другого, а затем предлагал кому-нибудь из остальных обучаемых указать на ошибки в сделанном описании. Это прием всегда вызывал очень живое и внимательное отношение обучаемых к делу. Далее я требовал описывать приметы кого-либо из отсутствующих лиц, принадлежащих к личному составу Охранного отделения, и теми же приемами добивался точного описания его примет. Затем я переходил к ознакомлению обучаемых с различными формами одежды, наиболее часто встречающейся при ведении филерского наблюдения, особенно с формой учащихся высших учебных заведений. Для этой цели у меня были изготовлены особые картонные таблицы, на которых были прикреплены кокарды фуражек, петлицы, наплечные знаки, пуговицы, а также написаны на ней цвета околышей, воротников, брюк и кантов. Наконец я приступал к так называемому «взятию по приметам». С этой целью я вызывал двух-трех человек в соседнюю комнату и приказывал им описать приметы того или другого обучаемого из числа оставшихся в общей комнате (каждому разного). Составленные ими описания я приносил в эту общую комнату и, прочтя какое-нибудь описание, предлагал одному из обучаемых решить, чьи приметы описаны. Кстати должен заметить, что при этом приеме я часто ограничивался описанием лишь физических примет, не допуская описания особенностей одежды, как примет переменных. Если вызванный пытался «угадать» по двум-трем первым приметам, я доводил его до такой приметы, которая резко не подходила к названному им лицу, и тем самым заставлял его признать ошибочность ответа. Первое время дело двигалось слабо, но через пять-шесть занятий некоторые из обучаемых стали безошибочно определять тех лиц, чьи приметы им зачитывались. Тогда я переходил к описанию таким же образом лиц, служащих в Охранном отделении, но в общей комнате не присутствующих, и вскоре добивался такого же результата. Иногда ответы бывали оригинальными. Так, отвечающий говорил, что «по-видимому, хотели описать такого-то, но в такой-то примете ошиблись». Рядом с «комнатным обучением» шла «практическая подготовка», которая тоже представляется достаточно любопытной. Практическую подготовку, — рассказывал фон Коттен, — я вел, посылая обучаемых наблюдать за за кем-нибудь из опытных филеров, причем последнему внушал первое время спокойно ходить по улицам, лишь изредка делая так называемые «проверки», т. е. внезапно поворачивать в обратную сторону, делать остановки за углами домов и т. п. После того, как обучаемые приучались ходить, не напирая на наблюдаемого, последнему приказывалось замешиваться в толпу, переходить с трамвая на трамвай, ездить на извозчиках, пользоваться проходными дворами и подъездами и т. п., постепенно усложняя приемы, используемые для «сбрасывания наблюдения». Все это проходилось лишь в общих чертах, преследуя цель только ознакомить обучаемых с наиболее характерными приемами наблюдения. А затем обучаемые посылались уже в настоящее наблюдение на вокзалы. При вечерних их докладах я разъяснял обучаемым, правильно ли они поступили в том либо ином случае; объяснял признаки, по которым можно было догадаться о месте жительства наблюдаемого и о том, приезжий ли он или постоянный столичный житель; как определить, случайная встреча произошла у него или заранее условленная; тяжел ли сверток в его руках; в каких случаях можно бросить своего наблюдаемого, и когда филер обязан сделать это; как поступать в случае потери наблюдаемого. Независимо от этого, я лично проводил проверку наблюдения на постах, а также через заведующего наблюдением и опытных филеров, и еще через наблюдение старых филеров за молодыми без ведома последних (это имело значение и для контроля над представляемыми счетами). Кроме того, так как мои надзиратели ежедневно обходили все свои гостиницы и меблированные комнаты, посещая таким образом большое число улиц, я установил порядок, что каждый из них при приходе в отдел давал справку, кого из филеров и где он видел, и при каких обстоятельствах (т. е. стоящим на одном месте, идущим или едущим, что также служило и для проверки денежных счетов. Для поддержания интереса к занятиям я широко практиковал систему мелких денежных наград, а иногда прибегал к штрафам. Понятно, что все перечисленные приемы обучения применялись не обязательно в такой последовательности, как здесь сказано. Комнатное обучение чередовалось с практическим; кроме того, к каждому последующему вопросу программы я старался переходить естественным путем, по мере встречи его на практике, хотя бы этим нарушалась вышеприведенная последовательность.
Аналогичная система педагогических приемов применялась для обучения иной категории агентов наружного наблюдения — полицейских надзирателей (предшественники нынешних оперативных сотрудников — А.Т.). Первоначально они проходили тот же курс обучения, что и филеры. Затем ради испытания их посылали в гостиницы и частные дома навести справки под видом частного лица. Предварительно они обязаны были доложить, каким способом предполагают получить требуемые сведения. Если эти способы представлялись удовлетворительными, то обучаемым разрешалось их применять. В противном случае им разъясняли недостатки избранного способа и указывали два-три других, более подходящих к данному случаю. Затем их посылали присутствовать при наведении справок агентами полиции. Надзирателям разъясняли, на какие стороны жизни наблюдаемого необходимо обращать особое внимание: объявленная цель приезда; надолго ли приехал; какие вещи привез с собой; уносит ли с собой ключ от комнаты; позволяет ли прислуге убирать комнату в его отсутствие; щедро ли дает на чай; кто его посещает; откуда получает письма, куда сам пишет; какие читает газеты и т. п. При этом объяснялись также признаки, на основании которых можно было составить свои ответы на эти вопросы. Наконец, по мере усвоения сущности дела, обучаемым поручалось уже наблюдение за определенными лицами, проживающими в гостиницах и наведение там справок. При этом надзирателям настойчиво внушалось наводить справки таким образом, чтобы расспрашиваемые дворник, швейцар, прислуга, официант, извозчик и прочие не могли догадаться, о ком наводилась справка. Или, точнее, чтобы они полагали, будто их расспрашивали об Иванове, тогда как справка наводилась о Петрове. В частности, это достигалось установлением дружественных отношений с гостиничной прислугой и приучением ее к ежедневным приходам надзирателя, благодаря чему прислуга охотно болтала с ним Умелой же постановкой вопросов и сообщением иногда по секрету, что «меня очень интересует такой-то (конечно, вымышленный) жилец», маскировка справок достигалась вполне. Особое внимание следовало уделять поддержанию хороших отношений с гостиничной прислугой и администрацией. Для этого прислуге давались
