Прошли годы – много лет – но они были так счастливы, что промелькнули быстро. Мы с Маттиа росли и учились вместе. Маттиа, кроме того, брал уроки музыки и стал замечательным музыкантом.

Я живу в Англии, в Миллиган-парке, моем наследственном владении. Теперь у меня, когда-то бедного, бесприютного, одинокого мальчика, есть любимые и любящие родные – мать и брат, есть предки, оставившие мне честное имя и большое состояние.

Я уже год как женат на Лизе, и недавно у нас родился ребенок – маленький Маттиа. На грядущие крестины я пригласил всех старых друзей. Знают об этом только мама и Артур; от Лизы это сохраняется в строжайшей тайне.

Одного только не будет хватать нам на этом собрании – моего милого хозяина, моего доброго Витали. Как жаль, что он не дожил до этого времени и я не могу успокоить его старость, дать ему возможность снова принять свое настоящее имя!

Я задумался о прошлом, но, услышав, что отворилась дверь, поднял голову. В комнату вошла моя мать, опираясь на руку Артура, теперь уже не больного и слабого, а красивого, здорового молодого человека. Несмотря на предсказания господина Миллигана, Артур жив и здоров.

За ними показалась Лиза и старушка в одежде французской крестьянки с ребенком на руках. Это моя милая матушка Барберен, а на руках у нее мой сын, мой маленький Маттиа.

Артур подает мне газету и показывает на сообщение из Вены. В нем говорится о концерте «знаменитого скрипача Маттиа» и об овациях, устроенных ему публикой. К сожалению, там это был последний концерт господина Маттиа. Он покинул Вену и уехал в Англию.

В эту минуту мне подают телеграмму. Она от Маттиа: «Приеду четырехчасовым поездом с мамой и сестрой Христиной. Пришли экипаж. Маттиа».

А теперь уже два часа, значит, пора закладывать лошадей.

Мы сидим, разговаривая о Маттиа и радуясь тому, что скоро увидим его. Вот кто-то подъезжает к дому. Мы с Лизой бежим к окну, и она с удивлением видит своего отца, сестру, братьев и тетку Катерину. Какой приятный сюрприз для нее, в каком она восторге!

Затем подъезжает ландо[9]– в нем сидят Христина и Маттиа, еще издали машущий нам шляпой. За коляской подкатывает кабриолет[10], которым правит Боб; рядом с ним сидит его брат моряк. Мы все торопливо сходим с лестницы и тепло встречаем наших гостей у подъезда.

За обедом разговор все время идет о прошлом. У всех нас есть общие воспоминания, которыми нам приятно поделиться. Это связь, соединяющая нас.

После обеда Маттиа говорит мне:

– А знаешь что, Реми? Мы с тобой очень часто играли для чужих. Не задать ли нам теперь концерт для друзей?

Я соглашаюсь. Из великолепного, обитого внутри бархатом футляра Маттиа достает свою старую дешевенькую скрипку, за которую никто не дал бы и двух франков, если бы он вздумал ее продавать. А я снимаю с моей арфы легкую шелковую материю, в которую она обернута.

Публика садится, и мы начинаем. В это время появляется Капи. Он очень стар и целыми днями лежит на мягкой подушке. Но, услышав звуки музыки, наш товарищ не выдержал: он идет, зная, что будет «представление», и держит во рту блюдечко, чтобы в надлежащее время обойти «почтенную публику».

Когда музыка замолкает, Капи с трудом поднимается на задние лапы и обходит слушателей. Все кладут ему деньги на блюдечко, и он гордо приносит его мне. Такого сбора у нас не бывало никогда: на блюдечке оказалось сто семьдесят франков.

– Эти деньги, – говорю я, – послужат основанием капитала, на который будет построен приют для покинутых и бездомных детей. Все остальные расходы берем на себя мы: мама, Артур и я.

– Возьмите в долю и меня! – просит Маттиа. – Я отдам на этот приют весь сбор с моего первого лондонского концерта.

Да, мы с ним знаем, как тяжело жить бедным, бесприютным детям, как мучительны холод и голод.

Приют был скоро основан. Мы стараемся, чтобы детям жилось в нем хорошо и, глядя на их веселые, смеющиеся личики, радуемся, что избавили их от горя и нужды.