Они не подходили друг для друга. Ничто не изменилось.

«От плохого к худшему. Вот и вся перемена».

Прошло очень много времени, прежде чем Вулф заснул.

— Что-то не похоже на весну, — сказала Виллоу, рассеянно потирая спину. — То растает, то замерзнет, то повалит снег, то снова растает, а сейчас и ясно, да ветер северный. Слышишь?

— Трудно не услышать, — отозвалась Джессика.

Продолжительные дикие завывания ветра звучали так, как в детстве в Шотландии. Но хотя ее пальцы по старой привычке касались медальона с изображением Вулфа, она знала, что ветер больше не имеет над ней прежней власти. Возможно, она никогда не будет испытывать удовольствия от душераздирающих завываний бури, но и никогда впредь она не будет плакать от страха. Она наконец познала разницу между реальностью, ночными кошмарами и мрачными воспоминаниями детства.

«Я обязана этим Вулфу».

Воспоминания о минувшей ночи пронеслись в мозгу Джессики, оставив за собой огненный след. Она даже не представляла, что можно испытывать такое наслаждение и что ее тело может быть его источником Не верила она больше и в то, что все дети, за исключением первого, рождаются вопреки желанию жен по настоянию мужей. Были риск беременности и опасность родов, но была и радость любви

Она знала. Вулф показал ей это. И он обнимал ее до тех пор, пока не высохла последняя слеза восторга и не замерло последнее содрогание.

«Как много дал мне Вулф, а я… не дала ему ничего»

— Какая недружная весна, — вновь повторила Виллоу, вглядываясь в окно и вздыхая.

Джессика тоже посмотрела в окно. Из-под подтаявшего снега пробивалась трава. Кусты и деревья приобрели зеленоватый оттенок. Ручей в овраге за конюшней искрился серебром струй, несмотря на студеный воздух.

Ни холод, который все еще царил в природе, ни дикие вопли ветра не беспокоили Джессику минувшей ночью. Она узнала, что страсть приносит наслаждение, а не боль, и уснула в объятиях Вулфа, уткнувшись лицом в его грудь.

Ощущение близости Вулфа и идущее от него тепло сделали ее сон глубоким и спокойным, изгнав все страхи из ее души.

«Интимность… Боже милостивый! — Джессика вздрогнула от воспоминаний. — До этой ночи я даже не подозревала, что такое интимность».

— Джесси!

Она прищурилась и посмотрела на Виллоу.

— Да?

— Не переживай из-за того, что произошло вчера вечером.

На какое-то время Джессике показалось, что Виллоу как-то догадалась о том, что происходило в тиши спальни. Ее лицо вспыхнуло, прежде чем она вспомнила, что вчера вечером произошло также и другое — Вулф прилюдно предъявил ей счет за ее недостатки.

— Вулф извинился перед всеми сегодня утром, — продолжила Виллоу, — поэтому я думаю, что он извинился и перед тобой.

— Да, конечно, — ответила Джессика, чувствуя жар на щеках.

Виллоу улыбнулась, хотя и вынуждена была сказать непривычную для себя банальность:

— Таковы радости брака. Примирения такие же страстные, как и споры.

— А ты с Калебом споришь?

— Тут нечему удивляться. Ты, наверное, заметила, что мой муж может быть упрям, как осел. — Виллоу слегка улыбнулась. — Конечно, мы спорим.

— В тебе, конечно, совсем нет упрямства, — сказала Джессика довольно кисло.

— Конечно, нет, — откликнулась Виллоу невинно. — Я хилый маленький цветок. Разве я могу позволить себе не соглашаться с этим великаном, за которым замужем?

Джессика засмеялась.

— Если бы Калеб слышал тебя!

— Да. Если бы…

Виллоу сделала ударение на последних словах.

— А что-нибудь не в порядке?

— Ветер. Холод… Калеб сказал вчера, что лошади могут начать жеребиться в любой момент.

— Да, я знаю. Вульф разбудил меня перед уходом и сказал о животных, которые кочуют перед бурей. Он очень беспокоился о жеребых кобылах.

— Мы не успели огородить пастбище для лошадей, — нахмурилась Виллоу. — Кобыл охраняет Измаил, мой жеребец. Но он воспитан в конюшне и при запорах. Места к югу отсюда совершенно дикие, и если буря загонит лошадей туда, понадобится уйма времени, чтобы разыскать их… Ветер ледяной. Если кобылы начали жеребиться…

Виллоу замолчала. Она неподвижно стояла у окна, прислушиваясь к неуемному завыванию ветра.

Джессика подошла и обняла Виллоу, желая успокоить ее

— Мужчины отыщут кобыл.

— Кобылы, коровы, годовалые бычки… Мы можем все потерять из-за этого проклятого ветра. Как бы я хотела сейчас работать рядом с Калебом! Нам так нужны рабочие руки! А я чувствую себя никчемной. Я…

Голос Виллоу прервался, она слегка покачнулась.

Вначале Джессика подумала, что Виллоу замолчала, потому что ей помешали слезы. Но затем она сообразила, что это очень похоже на предродовые схватки.

— Когда это началось? — быстро спросила она

— Буря? Прошлой ночью.

— Какая еще буря! Когда у тебя начались боли?

— Очень редкие — где-то в полночь.

Джессика на минуту закрыла глаза. Когда она их открыла, они были ясными и внимательными.

— Ты сказала Калебу?

— Нет. — Голос Виллоу был напряженным — Моя мать говорила, что первые роды непредсказуемы. Схватки могут начинаться и пропадать и снова начинаться много раз. — Виллоу глубоко вздохнула. — Сейчас нам важнее спасти животных, а Калеб сидел бы тут и держал меня за руку.

Несмотря на эти слова, в больших карих глазах Виллоу чувствовалась тревога. Ей бы сейчас не помешало присутствие Калеба.

— Ты первый раз почувствовала боли?

— Они появлялись и исчезали почти два дня, — призналась Виллоу. — Но сейчас все было по-другому.

— Можно? — спросила Джессика, прикладывая руку к животу Виллоу.

Виллоу удивленно кивнула.

На какое-то время воцарилась тишина, нарушаемая лишь завыванием ветра. Чем больше Джессика ощупывала живот, тем все большую тревогу она испытывала. Младенец не шевелился. Согласно тому, что она вычитала в книгах, если занято правильное положение, даже самые здоровые младенцы за несколько часов до родов успокаиваются.

Но таким же образом вели себя и мертвые младенцы. У Джессики был горький опыт бесплодных родов матери.

— Скажи мне сразу, когда снова что-то почувствуешь, — попросила Джессика, скрывая свою тревогу за улыбкой. — А за это время ты можешь успеть подрубить одеяло, которое подготовила для младенца.

Через полчаса у Виллоу снова появилась боль. Она подняла взгляд от одеяла, которое только что аккуратно сложила.