Длинная история про ленинградскую доброту

Когда запальчиво говорят: ленинградцы добрые, а москвичи злые, тбилисцы щедрые, а биробиджанцы жадные, хочется спорить и взывать к теории вероятности и статистике.

Но у нее был счастливый опыт с ленинградцами, так что не спорьте!

Будучи студенткой последнего курса, она много занималась в научных библиотеках. Вообще-то можно было и обойтись, но там была такая приятная атмосфера, противоположная неустроенной пугающей жизни…

В какой-то день она пыталась сосредоточиться на своем занудстве – теории функций комплексного переменного, извините за выражение. А рядом – вот она польза читальных залов – сидел молодой человек с журналами. Стопка еще нечитаного томилась на углу стола, обещая заманчивую перспективу.

Молодой человек потянулся, хрустнул суставами и вышел покурить. Приятный какой!

Ага, она пустилась в разведку: на его столе лежал вестник каких-то наук, а статья, которую он мусолил, была – да! Статья ее отца, умершего как минимум двадцать лет назад, как божились ее родственники. И дата была – май 1974 года. И город – Ленинград.

Нет, мир не поплыл перед глазами, руки не задрожали. К тому времени детская растерянность уже оставила ее, внутреннее бомбоубежище было почти готово, обставлено добром раннего детства, замуровано отроческой борьбой.

Заниматься уже не хотелось, да и к парнишке интерес пропал, она вышла на улицу обдумать жизнь.

Она жила у своих добрых друзей, к вечеру собрались обсудить и написать письмо в ленинградское адресное бюро, в отдел поиска родственников, не закрытый еще с послевоенных времен. Имя, фамилия, приблизительный год рождения, место работы, в каком городе раньше жил, двадцать лет назад.

Через неделю приходит письмо из адресного бюро: «Отец живет по такому-то адресу, человек очень старый, но я проверила: жив-здоров».

А дальше написано: «Дорогая девочка, мы, ленинградцы, хорошо понимаем, как искать потерянных родных. Я не знаю твоей истории, но, если что не так получится, вот мой адрес, телефон. Ты можешь остановиться у меня. Если нужна какая помощь – я тут».

Ну как не расплакаться от такой доброты? Что они пережили, ленинградцы, от войны, революции, репрессий, а ведь ищут, надеются, помогают. Не от равнодушия, досадной оплошности или мести расстались…

Короче, она собралась в Ленинград. Остановилась в гостинице, позвонила отцу: ничего не хочу, желаете – посмотрим друг на друга, не желаете – не посмотрим. Голос не удивился, не возражал. Назначил встречу.

День прошел хорошо, музеи, Исаакиевский собор, пирожок на улице, внутри, конечно, напряженно было. Пошла пешком на встречу по Дворцовой набережной на Петроградскую сторону.

Темнело, по дороге пристали двое: девушка-девушка, одна идете тут, а мы, красивые и умные, идем в библиотеку…

Приятная болтовня, зашли в библиотеку, пока книжки меняли, она и выпалила, куда идет и зачем.

Ребята остолбенели.

Извинились за балагурство: мы вас проводим. И в отдалении постоим, а вы, если нужно, нам махните. У вас есть где жить? Тут моя бабушка недалеко, можно к ней, она с удовольствием. Или к нам… Вы давно ели? Тут булочная рядом.

Ну что скажете, миф это, ленинградская доброта? Кому миф… Наверно, если слишком часто приезжать, все можно испортить.

Ну а дальше как? Встретилась с отцом, руку пожал, расспросил: получила ли высшее образование, знает ли языки, училась ли музыке? Ну хорошо, я так и думал, бабушка твоя не упустит, воспитает как надо.

Даже телефон записал. Велел замуж выходить на пятом курсе, а то потом фиг жениха найдешь.

А собственно, что ожидать-то?

Махнула ребятам: идите домой, спасибо вам!

На следующий день купила цветы-конфеты, пошла в адресное бюро. Обнялась с доброй женщиной.

Поехала обратно в Москву.

Через пару лет умерла вечная жена отца, он вспомнил о раскиданных детях.

И ей досталось много приятного: поездки в Ленинград, интересные беседы, научные споры, прогулки и деньги иной раз.

Ее сын вспоминает его как настоящего дедушку, его бездонный письменный стол, где можно было находить неведомые сокровища, книги с загадочными картинками, анатомические атласы.

Он помнит добрую домработницу его, как ходил с ней на кладбище, на могилы ее родных, цветы сажал, потом газировку на остановке пили.

Потом отец умер, милостиво внезапно, ему было поддевяносто лет.

И домработница умерла, тоже не мучилась. Ленинградка, кстати, очень добрая старушка была.

Еще одна маленькая история про ленинградскую доброту

1982 год. Мы в гостях в Ленинграде. Наводнение.

Мой мальчонка пяти лет от роду заболел свинкой и серозным менингитом. Приехала скорая.

– В больницу, мамочка, немедленно!

Едем. Между тем наводнение грозится, а местами уже заливает.

Водитель нервничает: куда мальца везти, я там уже не проеду в детскую, и мост закроют?

– Семеныч, давай куда-нить, в ближайшую… Не боись, мамочка, успеем, мы тут питерцы боевые.

Прибыли куда-то, ливень, темно, спускаемся, приемный покой в подвале.

Кислород, капельница… глазки открыл.

Нянечка причитает: не боись, мамаша, мы питерцы… блокада, жмых, лошади мёрли…

Шум, беготня…

Нянечка: мамаша, вода идет, давай-ка…

– Что давай?

– Наверх давай!

Тащу ребенка в одеялe. Сзади нянечка громыхает подставкой с капельницей. Мычит, толкает меня в спину: скорей, скорей…

Оборачиваюсь наверху: подвал уже залит, вода прибывает на глазах, плавают желтые листки бумаги, какой-то мусор…

– Пристройтеся тут пока на стульях, мамаша.

– Завотделением в кабинет к себе сказал положить. Строгий он, быстро, – бормочет нянечка.

Через полчаса приносит чай и булку…

– Отрезало нас, не доберешься… А в пятьдесят таком году так было! Так было! Хлeстало тут водой на первом этаже…

Мои дорогие, верила бы в Божью доброту, молилась бы за вас неустанно.

Маленькие истории про тверскую доброту с приложением

Чуть отойдешь от железнодорожной станции – бараки, заборы, одуванчики, мусор…

Вечер. Бочка с квасом, последним в очереди доливают.

Спешит мужичонка, бежит, кричит осипши: погоди, не запирай бочку, глоток оставь.

– Да не беги ты, сдохнешь… куда я денусь без тебя…

– Налей глоточек, уважь рабочий класс!

– Ишь, класс, когда работал последний раз-то?

– Я огород Дарье копал!