Работавших под ней торговцев Режина в основном держала на коротком поводке — давала им «колеса» в кредит, они продавали их за ночь и через двенадцать часов возвращали стоимость плюс навар. Наркоманов она почти никогда не нанимала.

Режина была не первым и не последним наркодилером, все они рисковали жизнью, но все равно происшедшее с ней казалось нам несправедливостью. Ее падение с величественных высот, от лачуги в фавеле к северу от Лапы, к жизни под мостом в Глории было результатом единственного неверного решения, принятого в декабре. Один из торговцев не сумел выплатить ей 500 реалов, и Режина, которая также не могла внести деньги вместо него (только что купила в свою хибару холодильник), согласилась дать товар в долг, чтобы помочь ему вывернуться. Такое случается даже с самыми прозорливыми бизнесменами — да и как было не поверить парню, он ведь работал на нее длительное время.

Она точно всё просчитала, уж очень не хотелось продавать новенький холодильник всего через две недели после того, как приобрела, да еще за полцены (в Рио вещи обесцениваются стремительно). Но дело не окупилось. Парень не вернул Режине долг, она дала ему еще «колес», чтобы он наварил деньжат, но дело сорвалось.

Несмотря на все передовые бизнес-стратегии и сложные рыночные отношения в наркобизнесе, к банкротам здесь неприменимы никакие смягчающие обстоятельства, и через месяц после задержки выплаты от Шефа, наркобарона (о котором поговаривали, что он убил в ссоре собственную мать), поступил приказ поскорее расправиться с Режиной.

Прошло долгих десять минут, прежде чем мы наконец услышали шаги. Мы встали. Первым прибежал маленький сын Режины; он молча вскочил Кьяре на руки и повис на ней, гримасничая, как испуганный шимпанзе, мальчишка сосал палец и таращил глаза на приближающуюся мать. Показалась и Режина, она поднималась по последнему пролету каменной лестницы, а следом, как приклеенный, плелся ее парень. Свет, падающий с церковного шпиля, освещал женщину, будто театральный прожектор. В ту ночь я готова была, в общем-то, ко всему, но только не к тому, что предстало нашим глазам. Первыми показались ее волосы — грива дикой львицы, густая, черная, необузданная. Но всё затмил прикид Режины. На ней был облегающий комбинезон-ретро из блестящей неоново-розовой мокрой лайкры, вроде той, из которой в восьмидесятые годы шили гимнастические купальники. Он облегал ее, как мокрая футболка, подчеркивая все изгибы, все уголки, все потаенные местечки на сильном теле. Верхняя часть комбеза (фасон «американская пройма», с воротничком-ремешком и голыми плечами) едва вмещала необъятную грудь. Широченные клеши с разрезами от коленей ниспадали сверкающими конусами к белым пластиковым сандалиям на платформах. По ткани, словно капельки росы, были раскиданы стразы, а огромное, как барабан, беременное пузо выпирало сквозь вырезанную ножницами громадную овальную дыру. Это, скажу я вам, был НАРЯД — всем модницам Лапы оставалось только утопиться от зависти. Не Режина, а чудовищный гибрид Присциллы — Королевы пустыни и Элвиса на его последнем концерте в Мемфисе.

Понимаю, что в такой щекотливый и волнующий момент не совсем уместно было обращать внимание на костюмчик, но такова уж Бразилия: любая деталь способна сбить с ног. Да что я, мы все замерли, не в силах вымолвить ни слова.

— Боже милостивый, — прошептала я наконец. Кьяра покосилась на меня и отреагировала по-английски:

— Вот так дерьмо, братан.

Я покрутила головой, дабы убедиться, что все это мне не привиделось. Но нет, Режина и впрямь стояла здесь, перед нами, во всей красе, оглядывая нас цепким, оценивающим взглядом. Почему она так разоделась — женщина, вынужденная жить под мостом и ожидавшая скорой смерти, — об этом можно было только гадать. Есть вещи, проанализировать которые невозможно, да и не нужно. Таковы обе Америки. Странные, нереальные земли, где женщины наряжаются Элвисом, чтобы встретить смерть.

— Привет, друг, — обратилась Режина к Кьяре.

— Привет, Режина, — ответила Кьяра.

— Кроме тебя, мне помочь некому, — без обиняков перешла к делу Режина, не спуская с Кьяры тяжелого взгляда.

Моя подружка сделала глубокий вдох и облизнула губы.

Режина — крепкий орешек, но даже у нее тряслись руки, когда она рассказывала свою историю в надежде высечь в наших сердцах искру сочувствия, способную воспламенить желание спасти ее. Если она сочиняла, значит, мы имели дело с хорошей актрисой.

Ситуация безнадежна, сказала она. У нее нет выхода, нет альтернативы, нет никакого плана Б. Ничего в этом мире нет, кроме нас. Конечно, она сама во всем виновата. Торговала наркотой. Она знает, что бывает, если не отдавать долги «Команду Вермелью». Как знать, может, когда-нибудь и ей велели бы наказать кого-то…

Она еще раз пересказала свою кошмарную историю, с достоинством описывая каждую мелочь, и сорвалась только на эпизоде, когда вторично поверила тому парню.

— Скажи для начала, зачем ты вообще ввязалась во все это, Режина? — задала я вопрос. — У тебя же семья, дети. Как ты решилась рискнуть их благополучием?

— Я тебя умоляю! Детей ведь нужно чем-то кормить.

— Чего бы тебе не пойти на работу в супермаркет?

Она уставила на меня жесткий взгляд блестящих глаз:

— Не сложилось, вот и все.

— Они, что же, в самом деле готовы убить беременную женщину за тысячу реалов? — нажала я.

— Они и за пятьдесят убьют, — ответила Режина, горестно кривя губы, и отодвинулась в тень, когда машина, проезжающая мимо церкви на парковку, на миг осветила нас фарами.

— А как насчет твоего брата? — не отставала я. — Он не может за тебя заступиться?

— Мой брат как раз и сделает эту работу. — Она выразительно хлопнула по усыпанной стразами штанине.

Не иначе как она шутит… Ситуация была настолько абсурдной, что принять ее всерьез было просто немыслимо. Мультфильм какой-то, честное слово, а не реальный мир. А вокруг бегают люди-мультяшки, которые изображают что-то, чтобы нас развлечь. Может, поблизости имеется какой-нибудь анимационный центр поддержки и помощи, куда ее можно сдать?

— Месяц назад они убили одну женщину на глазах у ее пятерых детей за то, что не заплатила долг.

Тут сын Режины, до сих пор тихо сидевший на коленях у Кьяры, завизжал, вскочил и с идиотским смехом забегал вокруг нас кругами. Режина продолжала потчевать нас историями о расправах над целыми семьями и над матерями, не платившими по счетам.

— Боже, — пробормотала я на ухо Кьяре и отвернулась, — во что ты нас втягиваешь? Какое все это имеет отношение к нам?

— Ровным счетом никакого, — выдавила Кьяра.

Ребенок остановился и уставился на меня темными глазищами величиной с блюдце. Он будто силился понять, о чем мы говорим, и я, не выдержав, отвернулась. Нужно-то всего восемьсот реалов, но у нас их не было.

— Что ты будешь делать, если мы дадим тебе денег? — спросила я.

— Я поднимусь на холм и встречу свою судьбу, — был ответ. — Но идти наверх без ничего — это верная смерть.