И вот он уже в трехстах футах над лесом. С высоты хорошо просматривалась вся местность, а на горизонте виднелся ряд таких же холмов. Дождь прекратился, но тучи еще закрывали небо.

Небольшая площадка выступа обрывалась в пропасть. Брюс оказался прижатым к стене башни. Путь к вершине был закрыт. Если Хендри спустится вниз и обойдет холм, то Брюс окажется в полной его власти — на узком выступе укрыться негде, и Уолли с удовольствием еще раз потренируется в стрельбе по мишеням.

Прислонившись к гранитной стене, Брюс постарался отдышаться. От усталости и страха горло заполнила густая слюна. Керри чувствовал себя изможденным и совершенно беспомощным. Палец болезненно пульсировал — несмотря на жгут, из раны все еще сочилась кровь.

Кровь! Брюс сглотнул вязкую массу, скопившуюся в горле, и оглянулся: по всему пройденному им пути алые капли ярко выделялись на серых камнях, словно кровавый след, специально проложенный для Уолли.

«Ладно, может, так и лучше. Схвачусь с мерзавцем врукопашную. Подожду здесь, за этим уступом, пока он перейдет площадку. Здесь с одной стороны обрыв в триста футов — накинусь на Хендри и сброшу вниз».

Брюс, невидимый с площадки, затаился за гранитным уступом и приготовился уловить шорох шагов Хендри.

На востоке облака раздвинулись, и выглянуло солнце, ярко полоснув по склону холма.

«Лучше умереть при солнце, — решил Брюс. — Жертва богу солнца, сброшенная с крыши храма…» Он мрачно улыбнулся и, еле сдерживая боль, терпеливо ждал.

Минуты падали, как капли в чашу времени, отмеряя выделенный ему срок. Ровно стучало сердце, грудь медленно вздымалась и опадала — сколько еще осталось?

«Надо бы помолиться, — подумал Керри. — Странно: я утром молился, чтобы не было дождя, а дождь пошел и спас меня. Пожалуй, не стану указывать Ему, как поступать. В конце концов, Он лучше знает. Да будет воля Твоя», — вдруг вспомнил он, и в этот момент нервы задергались, как рыболовная сеть, в которую угодила большая рыба. Раздался шорох — одеждой задели за камни. Брюс задержал дыхание и прислушался, но различил только биение сердца и шелест листьев.

«Да будет воля Твоя», — повторил он про себя и тут услышал дыхание Хендри за уступом.

Керри слегка подался назад и увидел тень Хендри, протянувшуюся через всю площадку, — огромную уродливую тень на серых камнях.

«Да будет воля Твоя».

Брюс выскочил из-за уступа, выставив вперед здоровую руку, как клинок, и сосредоточив в ней все свои силы. В трех футах от него Хендри прижался к скале, держа винтовку у груди. Надвинутая на лоб стальная каска скрывала узкие глаза, а в рыжей щетине на подбородке застряли капельки пота. Он хотел вскинуть винтовку, но Брюс был слишком близко.

Жесткими пальцами Керри схватил Хендри за горло. Раздался треск хрящей. Под тяжестью Брюса противники упали на каменную площадку. Винтовка вылетела из рук Хендри и сорвалась вниз с обрыва. Керри и Хендри лежали грудь к груди, сплетенные в единое целое, в отвратительной пародии на любовный акт — не ради продолжения жизни, а ради ее уничтожения.

Хендри побагровел и, открыв рот, глотал воздух. Брюс чувствовал его вонючее дыхание. Высвободив правую руку из крепкой хватки Хендри, Керри занес ее, словно топор, и ударил Хендри в переносицу. Из носа Уолли хлынула струя крови, заливая разинутый рот. Хрипя и булькая горлом, Хендри выгнулся и сбросил с себя Брюса с такой силой, что тот ударился о стену и секунду лежал неподвижно.

Уолли встал на колени. Он глядел на Брюса невидящими глазами, все еще хрипя и выплевывая кровь. Обеими руками Хендри пытался вытащить пистолет из брезентовой кобуры.

Брюс подтянул колени к груди и, резко выпрямив, ударил Уолли в живот, столкнув его с обрыва. Раздался безумный сдавленный рев — и все стихло. Воздух снова наполнился шумом ветра и шелестом листьев.

Керри в изнеможении сидел на выступе скалы. Тучи рассеялись, показалось голубое небо. Он посмотрел вдаль, на чистую, свежую после дождя зелень.

«Я все еще жив».

Эта мысль согревала сознание Брюса, как раннее солнце согревало его тело. Хотелось крикнуть на весь лес: «Я все еще жив!»

Наконец Керри поднялся, подошел к краю обрыва и посмотрел на крошечную искалеченную фигурку, лежащую на камнях. Потом повернулся и побрел вниз.

Целых двадцать минут он искал Хендри в хаосе камней и дикого кустарника. Уолли лежал на боку, подогнув колени — как будто спал. Брюс присел рядом и вынул из оливково-зеленой кобуры его пистолет, а затем, расстегнув нагрудный карман, достал оттуда белый холщовый мешочек. Выпрямившись, он открыл его, пошевелил алмазы пальцем и, затянув тесемку, положил мешочек к себе в карман.

«Мертвый Хендри еще отвратительнее», — подумал Брюс без всякого сожаления, глядя на труп. Мухи уже сели на окровавленный нос и глаза.

— Значит, Майк Хейг был прав, а я нет — зло можно уничтожить, — произнес Керри в полный голос и не оглядываясь пошел прочь.

Усталости как не бывало.

Карл Энгельбрехт вышел из кабины пилота.

— Ну что, счастливы? — спросил он с улыбкой на широком коричневом лице, стараясь перекричать шум моторов. — Вижу, что да!

Брюс улыбнулся в ответ и крепче прижал к себе Шермэйн.

— Уходи! Не видишь — мы заняты!

— Ну ты и наглец — выставить бы вас отсюда! — проворчал Карл, присаживаясь на скамью, которая шла вдоль всего фюзеляжа. — Вот, принес вам кофе и бутерброды.

— Как хорошо. Я ужасно хочу есть. — Шермэйн выпрямилась и протянула руку к термосу и бумажному пакету. Синяк на щеке заметно поблек — тому уже десять дней.

Откусив бутерброд с курятиной, Брюс ткнул ногой в один из деревянных ящиков, крепко привязанных к полу самолета:

— Что в них, Карл?

— Не знаю, — сказал Карл и налил кофе в три пластиковые кружки. — В этой игре вопросов не задают. Наше дело — доставить, получить деньги и лететь дальше. — Он осушил свою кружку и встал. — Ладно, оставлю вас одних. В Найроби будем часа через два, так что можете вздремнуть или еще что-нибудь! — Он подмигнул. — Во время дозаправки оставайтесь на борту, а через час снова поднимемся. Так что послезавтра, если будет угодно Богу и погоде, приземлимся в Цюрихе.

— Спасибо, старина.

— Да не за что — работа есть работа.

Он ушел в кабину, плотно закрыв за собой дверь.

Шермэйн секунду смотрела на Брюса и рассмеялась.

— Ты изменился… совсем как юрист!

Брюс смущенно поправил узел на галстуке.

— Признаюсь, странно снова надеть галстук. — Он оглядел свой хорошо сшитый синий костюм — единственный, который у него остался. — Да и тебя с трудом узнаешь в платье.

На Шермэйн было светло-зеленое хлопковое платье, прохладное и хрустящее на вид, и туфли на высоких каблуках. И совсем чуть-чуть макияжа — только чтобы скрыть синяк. «Чертовски привлекательная женщина», — с удовольствием подумал Брюс.